столбом с распахнутыми руками и вытаращенными глазами. Подростки, мои милые читатели, вовсе не так смышлены и быстры, как младшешкольники и, тем более, детсадовцы.
На крики родителей Нютка не отозвалась, только крепче прижала к себе рюкзак, явно намереваясь сохранить заключенных в нем ос для какой-то своей надобности.
— Ну, вы, как хотите, — решительно сказала мама, — а я тут больше ни минуты не останусь. Едем домой!
— Я с вами! — подхватила мадам Петухова.
— Раз мы заварили эту кашу, то нам ее и расхлебывать, — поддержал ее бывший подводник, и вся честная компания, застегивая пальто и куртки на ходу, вывалилась на улицу под тяжелый осенний дождь.
В этом году яблок уродилось — страсть! Впрочем, последние лет двадцать, сколько помнила Кондратьевна, яблок всегда было в изобилии. По крайней мере все ее подруги и соседки, едва начинался сентябрь, принимались одарять безотказную старушку сетками, полными и румяных, и не очень, и круглобоких, и с побитыми бочками, и крупных и мелких — когда как, раз на раз не приходится, — яблочек.
Кондратьевна улыбалась, благодарила, а, оставшись одна, вздыхала и ворчала себе под нос: «Куда я такую пропасть дену!» и принималась варить компоты, джемы, особый кисленький соус, с которым так вкусно есть жаркое из свинины, или — при воспоминании о лакомстве старушка улыбнулась — голубиную грудку с гречневой кашей. Также в изобилии приготовляла Кондратьевна яблочный уксус, от чего на кухне долго стоял крепкий пьянящий дух.
Сегодня же добрая волшебница решила испечь шарлотку. Конечно, лучше бы было приготовить настоящий пирог с яблоками из дрожжевого теста, сдобренного яйцами, сметаной и сливочным маслом… Но Кондратьевне не хотелось возиться. Кроме того, смутно чувствовала старушка, что шарлотка очень скоро пригодится.
— Для гостей, для гостей, — радостно приговаривала она, взбивая старомодным венчиком яйца с сахаром (всех этих ваших миксеров и блендеров она не признавала, и комбайн, подаренный в порыве непонятной щедрости двумя непутевыми внуками, скучал, не распакованный, на антресолях)
— Для гостей, для гостей, — думала Кондратьевна, аккуратно нарезая яблоки и выкладывая их красивой розочкой в форму, такую большую, что непонятно было, как она поместится в скромной старой духовке.
— Для кого же еще, для гостей! — напевала старушка, пробуя готовность пышного пирога зубочисткой и посыпая золотистую корочку нежной смесью сахарной пудры и корицы.
Но гости не шли. Тогда Кондратьевна, удивленная тем, что предчувствие ее вероломно обмануло, решила прислушаться. Не тем обычным старушечьим слухом, который теперь иногда подводил ее, а особым магическим ухом, которым наделена каждая добрая (и увы! — злая тоже) колдунья.
Проигнорировав многочисленные скрипы, стуки, телевизоры, компьютеры, детский плач и смех, перебранки соседей и все то, что доносилось до нее из неинтересных ей квартир, Кондратьевна направила все внимание на квартиру Петуховых. А там было занятно! Там сначала раздался звук поворачиваемого ключа, потом множество разнообразных шагов, потом странный вскрик и шлеп об пол, как будто кто-то уронил небольшую дамскую сумку.
— Вот ведь! — воскликнула заинтересованно старушка и, недолго думая, сдернула фартук, пригладила волосы гребешком и тем же гребешком аккуратно их заколола, подхватила блюдо с благоухавшей еще теплой шарлоткой и решительно вышла на лестничную площадку.
Разве может обмануть предчувствие такую опытную волшебницу, как Кондратьевна! Разве решится оно ввести в заблуждение такую добрую старушку! Ну, разве что немножко подшутить над ней. Гости действительно посетили в тот день одну из квартир в старом доме на пересечении Лиговского проспекта и набережной Обводного канала. Но это была не квартира Кондратьевны!
Когда взволнованное семейство Петуховых в полном составе от четырехлетней Нютки, по — прежнему не отпускавшей рюкзака с опасным содержимым, до многоопытного подводника в отставке, который, по правде сказать, не мог при всем своем обширном опыте ничем помочь в этой запутанной и без сомнения имевшей магические корни ситуации, взобралось наконец на свой немаленький этаж (лифт, естественно, был на ремонте), когда они стряхнули мокрые зонтики и приготовились снимать кроссовки и туфли, произошло вот что.
Мама вдруг вгляделась вглубь гостиной, куда открывался превосходный вид из прихожей, и охнула. Нютка поглядела туда же и от удивления выпустила из рук рюкзачок, который, аккуратно планируя (очевидно из-за поддержки заключенных в нем насекомых), плавно приземлился с тем самым мягким плюхом, который так заинтересовал Кондратьевну.
В глубине гостиной, на диване, оббитом изящной светлой тканью, лежал Семен Семеныч, — ну в этом-то ничего необычного не было, — но рядом с ним лежал матерый кот, совершенно чужой кот, наверняка, дворовый кот с отвратительно грязными лапами, от которого их домашний любимец уже точно набрался блох.
— Ты опять не закрыл балконную дверь, — констатировала мама. Папа, честно говоря, не помнил, закрыл ли он дверь и вообще, открывал ли он ее сегодня, — с чего бы, по правде говорить, ему выходить на мокрый от непрекращающегося дождя и неуютный балкон, но на всякий случай приготовился возражать, как вдруг Василий странным голосом сказал:
— Этот кот не со двора.
— Конечно со двора, — отмахнулась от него мама, — что ты глупости говоришь, откуда ж ему взяться?
— Из тридесятого царства, — тем же странным голосом пояснил Василий.
И правда, на диване, довольно выпуская и втягивая когти, лежал несколько уменьшившийся в размерах, но вполне узнаваемый любым, кто хоть раз его видел, кот Баюн, сверкая своей выдающейся шкурой, в которой, как известно, половина шерстинок была серебряными, а половина — шелковыми.
Воскресенье — конечно, день выходной. Но когда тебе надо перевести три длиннющих приложения к контракту, не до выходных дней. Поэтому Хэм встал так же рано, как и в обычный понедельник или там четверг, тихо, стараясь не потревожить жену и сына, оделся, включил ноутбук и, аккуратно не клацая клавишами, принялся за работу. И так работал часов шесть, на ходу сжевав сосиски с яичницей, подсунутые ему заботливой Дашей и выпив кофе с молоком. Очнулся он только, когда жена крикнула из коридора: «Мы на прогулку, борщ на плите» и зазвенела ключами. Хэм взглянул на мобильник. Было полвторого и, действительно, было время пожевать чего-нибудь существенного. Теплый наваристый суп уютно улегся у него в животе, а вслед за ним неумолимо навалилась дремота. «Все-таки придется часок поспать» — подумал Хэм, сгреб подушку и немедленно провалился в сон.
Снилась же ему, как вы, наверное, помните, всякая чепуха.
Снился Хэму опять дворец небесного императора, но только почему-то совсем без челяди. Оборотень шел по огромным пустынным залам,
