от большой двери, рядом с которой мы остановились, висела позолоченная табличка с чёрной надписью: «Кабинет компьютерной томографии». А под ней другая: «Без приглашения не входить!» Ещё ниже находилась непонятная картинка в виде дорожного знака «Движение автомобилей запрещено», только вместо легкового автомобиля так же схематично был изображён калькулятор с небольшим выступом сверху. Что запрещала эта табличка, я не понял, а спросить побоялся, чтобы не выдать незнания местных реалий. Ну не будут же внутри заставлять считать в уме?
Постучавшись и услышав приглашение, целительницы вкатили меня в большое светлое помещение, состоящее из двух комнат. В первой, рядом с окном с вездесущими жалюзи, стоял рабочий стол с двумя лежащими на нём большими клавиатурами, пультом дистанционного управления и ещё какими-то электрическими приборами непонятного назначения. Торцы клавиатур озарялись цветными вспышками. А напротив них прямо в воздухе висели полупрозрачные цветные изображения. Так как это кабинет компьютерной томографии, то, скорее всего, это были голографические мониторы.
В стене за столом с приборами было проделано ещё одно застеклённое окно, выходящее в следующую комнату. В нем виднелся огромный белый агрегат действительно похожий на «бублик», о котором мне «читала лекцию» Валентина Николаевна. К нему меня и подвезли врачихи, попросив перелечь с каталки на его лежанку.
После чего Валентина Николаевна сразу вышла из комнаты, откатив каталку к стене. Мария Степановна, наказав ничего не бояться, внимательно слушать и выполнять команды оператора, надела мне наушники и также последовала за сестрой. После чего обе женщины появились в окне, соединяющем обе комнаты, и из-за спины непредставленной женщины-оператора помахали мне руками.
Я хотел им ответить, но зазвучавший в комнате женский голос приказал не шевелиться и лежать неподвижно двадцать минут. После этого лежанка въехала в «бублик», который начал настолько сильно шуметь, что было слышно даже через плотно прижатые к ушам чашечки наушников.
Но не шум был основной проблемой при томографии — мои уши вполне с ним справлялись, не доставляя никаких особых неудобств. И больно не было, как и обещала Валентина Николаевна. Сложно оказалось сохранять полную неподвижность в течение всего времени исследования. Сначала у меня зачесалась спина, потом нога, затем захотелось чихнуть, в конце затекла шея. В общем, вылезла куча разных хотелок, на которые обычно не обращаешь никакого внимания. Но мне всё же не двенадцать лет! И я стойко перенёс все тяготы проводимой процедуры. Хотя забыл — сейчас как раз двенадцать и есть. Да, тяжела жизнь разведчика-нелегала. Вот так забудешь что-нибудь, ляпнешь что-то не то, и привет застенки гестапо или что тут у них вместо него. Про мягкие стены палаты для ненормальных думать совсем не хотелось.
Назад возвращались тем же путём. И вот, что странное я заметил — за всё время моего нахождения в этом времени и в этой больнице я не видел и не слышал ни одного, кроме меня, представителя мужского пола. Ни в реанимации, ни в терапии, ни в парке за окном палаты, ни на первом этаже больницы. Среди медицинских работников, больных и тех, кто их навещает, были только женщины, девушки и две маленькие девочки, которые со своими мамами или сёстрами поднимались вместе с нами лифтом после моего обследования. Ах, да, была ещё одна бабушка — санитарка «Марь Ванна», которая кормила меня обедом. Может это чисто женская больница? Но посетители — мужья, отцы, деды, братья или сыновья — всё равно должны были быть! А тут никого. Вымерли они что ли? И не спросишь ведь никого об этом.
Когда обе заведующие со мной, лежащим на каталке, возвращались в палату, неожиданно рядом заиграла незнакомая мелодия. Валентина Николаевна, шедшая справа от меня, полезла рукой в карман халата и достала тонкий прозрачный прямоугольник, на лицевой стороне которого я успел заметить цветное фотографическое изображение Лизы — знакомой медсестры из реанимации. Проведя пальцем по фотографии, Валентина Николаевна поднесла прямоугольник к уху и заговорила с ним:
— Да, доченька, я тебя слушаю!
…
— Да, как раз возвращаемся в палату.
…
— Нет, томограмма ещё не расшифрована.
…
— Хорошо! Обязательно передам! Пока!
Снова ткнув пальцем в телефон (я уже сообразил, что этот аппарат был именно им), женщина спрятала его обратно в карман и, посмотрев на меня, сказала:
— Лиза, Люда и Лена передают тебе привет и пожелания скорейшего выздоровления!
Я, уставившись на карман с телефоном, только и пробормотал:
— Спасибо!
Да уж, Шерлок Холмс доморощенный, — не смог сопоставить фамилии Валентины Николаевны и медсестры Лизы, которая ухаживала за мной в реанимации. Только после увиденного и услышанного я понял, что Кондрашова Елизавета Вячеславовна приходится дочерью Кондрашовой Валентине Николаевне и работает в отделении у своей тётки Кочур Марии Степановны. Семейный подряд и трудовая врачебная династия получаются!
Что касается моей ситуации, то в голову неожиданно пришёл ещё один возможный вариант произошедшего со мной. А что, если я переместился не во времени, или не только во времени, а попал в какой-то параллельный мир, очень похожий на наш? Но опять-таки, как я об этом могу узнать без расспросов, которые делать нельзя? Да и не всё ли равно? Принципиальной разницы для меня — мир или время — я не вижу.
И по поводу мужчин непонятно — отчества есть, а самих отцов не видно.
В палату я вошёл сам, спрыгнув с каталки перед самой дверью. Мои сопровождающие вошли вслед за мной, оставив тележку в коридоре. Проходя мимо туалета, я вспомнил увиденное в зеркале:
— А шрамы у меня так и останутся?
— Нет, Слава. — ответила Валентина Николаевна, переглянувшись с сестрой, которая утвердительно кивнула головой. — Глубоких повреждений кожи там нет, так что уберём мы эти отметины. И будешь ты, как новенький.
— Это всё от удара молнией?
— Мы не знаем, а ты не помнишь. — развела руками она. — Но предполагаем, что это так.
— А знаешь, что? — подключилась Мария Степановна. — А давай начнём прямо сейчас?
— Сейчас? — удивился я. — Давайте! А что нужно делать?
— Ложись на кровать и закрой глаза. — велела Валентина Николаевна.
Дождавшись, пока я это сделаю, она продолжила:
— Мария Степановна займётся лицом и шеей, а я твоими руками. Постарайся при этом
