унизить разумного высокого происхождения и сделать его податливой куклой. При желании татуировку можно свести, и остаток жизни провести с недержанием как побочным эффектом. Жизнь, несомненно, будет грустной — но всё же будет. Но в шахтах тату бьют на шею или грудь. Тут уже выбора нет: или отказ сердца, или дышать перестанешь, или паралич всего, что ниже шеи. Избежать побочных эффектов можно — есть зелья специальные. Но вот чтобы получить хотя бы одно такое, разумному придётся продаться в рабство. Как минимум раз десять.
Остаётся несчастным уповать, что переменчивая судьба улыбнётся и они добудут ровно десять тонн серого угля с ярко-рыжими прожилками. И под фанфары и завистливые взгляды оставшихся каторжан будут отправлены с пересменкой охраны обратно в цивилизацию. Даже денег на первое время немного дадут.
Только сначала нужно не сдохнуть, добыв примерно девять тонн твёрдого топлива для магических печей. После первой тонны на коже проступит сыпь. Третья подарит проблемы с дыханием, а пройденный рубеж в половину одарит лёгкими психическими расстройствами и галлюцинациями. На шестой тонне сыпь превратится в язвы, седьмая даст незабываемые проблемы с кишечником, восьмая ударит по остальным органам. Рядом с девятой тонной у несчастного просто остановится сердце.
Никто самостоятельно не способен добыть заветные десять тонн в ужасных условиях, где не только жарко, пыльно и токсично — в тех шахтах присутствует пертуберенция магической энергии, что попросту выкручивает организмы разумных. Поэтому обычно берут кого-то более или менее живого из каторжан и говорят ему, что он справился, что он молодец. И отпускают на волю. Оставшиеся посмотрят на это и уверуют, что тоже могут добыть заветную тонну. А как тут не уверовать, когда вот такие освободившиеся нередко вступают в охранный гарнизон? Даже если как повар или разносчик, но всё же живое напоминание.
Напоминание, что каждый в этой проклятой богами шахте может достичь того, что он желает больше всего — свободы. Это мотивирует. Мотивирует быстрее и эффективней добывать уголь, с каждым вдохом поглощая всё больше и больше пыли, приближаясь к заветной цифре в десять тонн. Не зная про цифру девять.
От этой судьбы парня, что вылез из потаённого люка, и спас Бриан. Именно поэтому в голове у Нурта только одна модель поведения и отношения к главе гильдии — бесконечная преданность.
Мало того, что он был спасён и освобождён от рабства, так Бриан ещё разыскал его родителей и перевёз их в город. Наверно, парню было приятно увидеть семью. Он об этом и мечтать не смел после того, как по юношеской дурости вступил в ватагу наёмников назначившей себе целью грабежа то, что лучше обходить стороной. Как раз тогда, после проигранного сражения, он и попал в рабство к своему первому хозяину.
— Вы закончили?
— Да, держи. Всё взвесил, расписал и разложил.
— Глава передаёт, — Нурт говорил со мной и одновременно разбирался с травами, карточками заданий и магическим кристаллом, — что сможет с вами увидится на празднике.
— Сойдёт.
— Насчёт сегодня: постарайтесь не уходить из города в ближайшие четыре часа, лучше пять.
— Пять? Нурт, ты серьёзно? Я ночь не спал, сюда пешком пёрся, в деревне дел ещё навалом, а ты мне про пять часов говоришь⁈ Да, я ещё хотел кой-куда зайти, но там дел часа на два максимум, — я глубоко вздохнул с досады. — Представление случится сегодня?
— Да. Есть экторское вино. Хотите бокал?
— Чтобы моё сердце мне сказало последнее «прости»? Из меня ещё бримдерский отвар не вышел, лучше их не смешивать. Ты скоро?
— Уже. Держите, — он передал заполненные карточки. — Деньги вам выдадут на стойке. Дальше разберётесь сами?
— Да.
Нурт кивнул и с охапкой свёртков с травами направился к двери, ведущей во внутренний двор. Там его уже ждали пара ребятишек, подрабатывающих в гильдии на подручной работе. Как раз вот такие и разносят небольшие заказы по городу, получают в карточку подпись о завершении и несут её в гильдию, а за это награждаются звонкой монеткой. Ребятня разбежалась и Нурт, ещё раз кивнув мне, закрыл дверь и умчался. Наверно, как и в прошлый раз, выведет несчастного за город, а там… а там уже заботы Бриана.
— Где Нурт? — раздражённым голосом спросила девушка, стоило мне выйти обратно в зал.
Уставшая от внимания толпы она мечтала о том прекрасном моменте, когда наконец-таки отправится к главе. У неё вновь выдалась прекрасная возможность пробить невидимую стену и показать неприступному красавцу весь свой шарм. Ведь не зря она так долго готовилась во время обеда: подкрашивалась, проглаживала форму, пудрила тонкий носик. Но девушке только предстояло узнать, что сегодня не её день.
— Побежал заказы разносить.
— Вот же… услужливый… Ну, держись: как увижу, так я… — взяв себя в руки и потушив ненависть, девушка обиженно посмотрела на меня. — Прошу прощения. Бланки с заданиями у вас? Заполнены?
Передав ей карточки, я забрал честно заработанные деньги и направился к выходу — но изменил маршрут.
Двое разумных хитрим прищуром смотрели на меня и зубоскалили, чувствуя, как опять начнут шутки шутить. Впрочем, эти два клоуна над всеми прикалываются. Почти над всеми — у каждого разумного существа есть как слабые места, а также и сильные, даже смертельные противники. И ни я, ни глава гильдии не из их числа.
— О, страшный маг, проклятьем обречённый!
— Кровавой жатвой привлечённый!
— Пришёл, что б всех нас покарать!
— Сердца из наших тел достать!
— Ну всё, — каждый мускул на моём лице напрягся от ещё одной порции раздражающих стихоплётств. Я потянул руку к гримуару: — Вы меня достали. Сейчас я вам покажу страшного мага!
— Страшный ма…
— Услышь меня — зову тебя…
— Ликус, ты чего?
— … мой зов вращается во мгле…
— Э, ты чего?
— … тебе, рождённое в огне…
— Ликус?
— … пожертвую всего себя…
— Ликус, мать твою!
— … покуда нас не замело…
— Бегите!
— … найди тех двух и покарай… — я показ пальцем в сторону двух клоунов.
Тишина поглотила зал. Все собравшиеся уставились на нашу компанию. Но вскоре вернулись к своим делам.
—… немножечко.
— Не, Ликус, — Джосс махнул рукой и сел обратно, — тебе до нашего чувства юмора ещё очень далеко.
— Ага, — вторил ему Барат, вернувшись на своё место и наливая в кружку дешёвое, практически безалкогольное пойло, так любимое авантюристами. Как они говорят: «Пить и не пьянеть, лишь время убивать». — Даже слепец бы понял, что ты блефуешь. Но так и быть, засчитаю твою попытку.
Этот равнинный эльф, что пододвинул ко мне кружку с напитком, притягивал к себе своей непосредственностью и видом простого парня. Не сказать, что он душа компании, но попавший к нему в наставничество молодняк произносил его имя с неподкупным уважением, благодарностью и желанием не злить лишний раз.
— Мне остаётся надеяться, — я сел напротив, — что в день, когда я решусь уподобить свой юмор вашему, на мою голову упадёт камень и лишит меня жизни.
— Какой ты всё-таки страшный, Ликус.
— Ага. Джосс прав: ты действительно страшный маг.
— Вы только что журили моё чувство юмора, а сами уже в десятый раз повторяете одну и ту же шутку.
— Да какая ж там шутка? Ты себя-то вспомни две зимы назад!
— Вот-вот. Вспомни тот день, когда ты пришёл в гильдию зарегистрировать своё прибытие.
— И что со мной было не так?
— Да у тебя глаза были не разумного и не зверя, а порождения самой скверны!
— Вид у тебя был, Ликус, будто ты хотел убить всё живое на белом свете. А потом воскресить, надругаться и снова убить.
— И ещё раз надругаться, — в ответ на добавленную Джоссом деталь Барат утвердительно кивнул.
— Я бы посмотрел, как вы будете тащить волокушу с едва живым разумным четыре дня подряд по самому лютому морозу.
— Подумаешь: четыре дня по лютому морозу! Я сам, прошлым летом, тащил на себе Джосса. От кабака до гостиницы. Как видишь, жив, цел и даже не в обиде на весь белый свет!
— Эгоистичный и ужасный ты разумный, Ликус!
— Настоящий ксат.
— Страшный маг? — Джосс повернулся к другу.
— Страшный маг, — эльф кивнул и они оба уставились на меня самым честным взглядом.
— Это со мной ты такой смелый, Барат. Может быть, пойдёшь и вновь пошутишь над Рувилой?
— Ну чего ты сразу начинаешь-то?
— Постой, постой: ты же до сих пор должен прятаться в какой-то деревне⁈ Откуда такая смелость,
