поправила на женщине одеяло. — Ей нужно время на восстановление, иначе ничего не получится. Но когда-нибудь… — Она стиснула ладони. — Запомни мои слова, Костя: когда-нибудь я стану настолько сильной, что смогу излечить эту несчастную!
Я кивнул:
— Верю. Хотя искренно надеюсь, что к тому времени тот, кто это сотворил, уже будет болтаться в петле.
— В петле? — удивилась Клавдия.
— Сплетённой из золотых ниток, разумеется. Как положено аристократу. Или аристократов казнят как-то иначе? Расстреливают золотыми пулями? Отрубают головы золотым мечом?
— Каждый раз удивляюсь — как ты можешь шутить над такими вещами. — Клавдия покачала головой.
Я улыбнулся.
— Когда ведёшь определенный образ жизни, в какой-то момент понимаешь, что вещей, над которыми нельзя шутить, попросту не существует. И, знаешь — после того, как это поймёшь, жизнь становится проще. К ней вообще не стоит относиться слишком серьёзно, только и всего.
Клавдия вздохнула:
— Знаешь… Мне порой кажется, что ты намного старше меня.
— Потому что тебе очень хочется, чтобы это было так, — выкрутился я.
Мы вышли из палаты. Врач и нянька ждали в коридоре, на почтительном расстоянии от двери.
— Можете идти к своей подопечной, — сказал я няньке.
Та благодарно поклонилась и поспешила в палату.
— Ну, что? — спросил врач.
— Когда-нибудь я непременно вылечу госпожу Иванову, — вскинув голову, твёрдо пообещала Клавдия.
* * *
Витману я решил не звонить. Допрос Ивановой не дал почти ничего. «Внешность бывает обманчива» и «ни за что не догадаешься» — это не та информация, из которой можно сделать хоть какие-то выводы. Остаётся только ждать, пока Ивановой станет лучше, и допросить её заново. А пока — не забывай, Капитан Чейн, что ты не только сотрудник тайной канцелярии, но и курсант Императорской академии. Оттого, что носишься по городу, проводя расследование, количество зачётов и экзаменов меньше не станет. На экзамене по военному делу Юсупов наверняка предпримет очередную героическую попытку тебя завалить. Да и о поединке за место в Ближнем кругу тоже забывать не стоит…
Последний урок в этом учебном году должен был начаться с минуты на минуту. В аудитории было тихо. Все, как заворожённые, смотрели на прибор для определения магического уровня, стоящий на столе. Преподавателя — Платона — пока ещё не было. В воздухе летали шепотки. Курсанты и курсантки делились своими предположениями относительно того, у кого и что произошло с уровнем. Больше всех, разумеется, волновались белые маги. Оно и немудрено: те, у кого уровень не поднялся выше нулевой отметки, даже не будут допущены к экзаменам.
Таких, впрочем, на потоке было немного. Как и говорил Белозеров, земля ему стекловатой, первый курс, скорее всего, переживут все. А уже потом пойдут серьёзные отсевы.
Со мной обычно сидел Мишель, но сегодня его утащила к себе Полли. Последнюю я толком не мог понять. Не то она всерьёз решила переключиться на Мишеля, не то до сих пор пытается раскрутить меня на ревность. Поживём — увидим. Если уж слухи о том, что я «разорвал помолвку» дошли до деда — значит, Полли тем более в курсе. А раз она не реагирует… Ну, значит, я могу праздновать свободу. Осторожно так. Без фейерверков пока.
— Можно? — послышался голос.
Я повернул голову и увидел стоящую рядом Кристину. Поправил:
— Не «можно», а «разрешите».
Понаслаждался вспыхнувшим в глазах девушки огнём негодования и милостиво позволил:
— Садись, конечно.
Кристина опустилась на свободное место, положила на стол тетрадь и пенал с письменными принадлежностями. Потом сделала слишком хорошо знакомый мне жест правой рукой — поставила «глушилку».
— Есть новости, — ровно сказала она, глядя расфокусированным взглядом в сторону измерителя магического уровня. — Эльвиру получилось допросить.
— Что говорит? — спросил я, обойдясь без бессмысленного вопроса «Как?».
Важен ведь результат, а не то, как он был получен.
— Немногое. Лица человека, который её завербовал и накачал магией, она не помнит. Примечательно одно — он говорил с нею по-французски. С остальными участниками авантюры — тоже. Обещал, что скоро в Российской Империи грянут перемены, и они, если будут держаться его, окажутся на самом верху. Это если вкратце.
— Говорил о долгой игре, а сам вербовал ребят на один ход, — хмыкнул я. — И то — вряд ли всерьёз рассчитывал на удачу. А почему — Москва? Для чего ему было забираться так далеко, неужели поближе не нашёл исполнителей?
— Вероятно, по той же причине, по которой он разговаривал на французском.
У меня в волнении затрепетало сердце.
— Хочешь сказать, что его можно узнать?
— Да, судя по всему, персона весьма известная, — согласилась Кристина. — Ну или, по крайней мере, он живёт в Петербурге и может здесь напороться на знакомых. Интереснее другое. Эльвира в бреду снова и снова повторяла: La liberté de la magie.
— «Свобода магии», — перевёл я.
— Да. Это — название и девиз запрещённой у нас группировки. Если угодно — ордена. В большинстве европейских стран этот орден сейчас фактически занимает господствующее положение. Они проповедуют отсутствие всяческих ограничений в магии. Считают баланс искусственно навязанным. При естественном развитии, согласно их мнению, белые маги находятся в подчинённом положении, тогда как чёрные — в большинстве. И вектор развития любого эгрегора должен быть черномагическим.
— Итак, что мы имеем, — попытался я подытожить. — Сверхъестественно могучий маг, который не хочет светиться в Питере, состоит в запрещённом европейском ордене и пытается устроить переворот.
— На французском он говорит без акцента, — добавила Кристина. — Это, правда, ничего толком не даёт. Если верить вам с отцом, он и по-русски говорит абсолютно чисто.
В словах «вам с отцом» мне послышалась язвительность. Кристину всерьёз зацепило то, что мы с Витманом слишком много дел провернули без неё.
— Кое-что даёт, — возразил я. — Скорее всего, он с детства учился говорить на двух языках. Причём, имел учителей с безупречным произношением.
— Это не зацепка, а головная боль, — поморщилась Кристина. — Я, к примеру, с детства училась говорить на русском, французском и английском. Много лет жила за границей, у меня были безупречные учителя; как следствие, сейчас — никакого акцента. А если составить список всех аристократов Петербурга, кто мог получить подобное образование, мы получим, плюс-минус, список всех аристократов Петербурга.
Н-да, неудачно… Я постучал карандашом по столу. Но ведь Витман прав: не может такая невероятная мощь оставаться в тени. Должен он был как-то проявить себя!
— А допросы проституток что-то показали? — спросил я.
— Что-о? — Кристина обратила ко мне взор широко раскрытых глаз.
— Ну, твой отец ходил в публичный дом… — Я не договорил, сообразив, что повернул беседу куда-то не туда.
Лицо Кристины покраснело.
— Публичный дом? — прошипела она сквозь зубы. — Мой отец?! Ты соображаешь, что несёшь?!
К счастью, в этот момент хлопнула дверь, и в аудиторию вошёл Платон — на котором тут же сосредоточились все
