кусаться, не важно, что руки связаны и магии нет. Но орк направился к лежанке, сел, скрестив ноги, уложив на колено клочок бумаги. Разыскал в мусоре огрызок карандаша, помусолил и принялся корябать на листе, неразборчиво бормоча под нос ругательства.
Я настороженно следила за ним. Никогда прежде я не относилась к оркам с предубеждением, но этот тип казался мне особенно отвратительным представителем своей расы. Он словно был выточен из камня – квадратный, широкий, а кожа землисто-серого цвета лишь добавляла сходства с валуном. По грубым лицам орков с застывшими чертами очень сложно прочитать эмоции, но на лице этого точно навеки застыла тупая жестокость. К тому же оно было обезображено сетью черных прожилок. Нижняя губа отвисла, и виднелись желтые пеньки гнилых зубов. Сейчас, когда он снял шляпу, стало заметно, что одно его остроконечное ухо порвано, а жесткая щетина на голове свалялась в колтун.
Когда я представила, как этот мерзкий орк тащил меня, закинув на плечо, как какую-нибудь вещь, к горлу снова подступила тошнота.
Зачем я ему? Чего он хочет?
Надо осторожно разузнать и попробовать договориться. Я разлепила непослушные губы:
– Какая помощь вам нужна? Чем я могу помочь?
Орк зыркнул исподлобья, оторвавшись от своего странного занятия.
– Обмен, – буркнул он.
Обмен? О чем он? И вдруг сообразила: он решил обменять меня на дурманное зелье. Не иначе как строчит записку мэтру Ланселоту, да судя по смятым комкам бумаги, не мастак писать письма.
Нужно ему подыграть, отвлечь. Может быть, придумаю, как передать мэтру Ланселоту весточку. Знать бы еще, где я нахожусь!
– Давай ты меня отпустишь, а я сама принесу тебе зелье, – пообещала я, надеясь, что мой дрожащий голос звучит искренне. – У меня есть доступ к хранилищу. Не будем вмешивать начальника больницы! Сколько тебе флаконов? Два? Три?
Конечно, я не собиралась выносить орку зелья, но надеялась заговорить ему зубы.
– Ты меня совсем за дур-рака держишь, цыпа? – рыкнул орк. – Ща, ага! Отсюда ты потопаешь не в больницу за зельем для дядюшки Хорста, а прямиком в отделение полиции.
Увы, орк еще не все мозги растерял. Он меня не выпустит.
Какое-то время мы сидели в тишине, раздавался лишь скрип карандаша по бумаге да тяжелое дыхание Хорста. Вот он смял очередную записку и с пыхтением поднялся на ноги.
– Ты у нас цыпа ученая, ты и будешь писать записку своему хахалю. А он, глядишь, разжалобится, когда увидит твои каракули.
– Он не мой хахаль!
Вот кому я это объясняю, орку-наркоману?
– Хорошо, тогда освободи мне руки, иначе как я стану писать?
Похититель, скрипя зубами, снял путы с правой руки, но левая осталась привязанной. Кинул на пол листочки.
– Пиши. И вслух говори, что пишешь!
– «Дорогой Ланс, передай подателю этой записки…»
Я подняла голову и уточнила:
– Три флакона с зельем?
– Пять!
– Хорошо. «Передай подателю записки пять флаконов с зельем “Синяя бездна”. От этого зависит моя жизнь. Спаси меня, ради всего, что нас связывает».
Какую чушь я болтала! На самом деле я писала вовсе не то, что произносила вслух, надеясь, что подслеповатые глаза орка-наркомана не разберут мой бисерный почерк. Мэтр Ланселот и то не сразу приноровился.
«Мэтр Даттон, простите, что ставлю вас в неловкое положение, но меня похитил орк, который называет себя дядюшкой Хорстом. Тот самый орк, который ворвался в больницу в первый день моей практики. Не знаю, где он меня держит, но…»
Хорст вырвал из моих рук листок и поднес к свету. Взревел. Смял его в огромной лапище, а потом так сильно сжал мое запястье, что я, не выдержав, вскрикнула.
– Пиши, что скажу, цыпа! Слово в слово!
Он присел рядом на корточки, глядя на мои пальцы.
– Твоя цыпа этажерка у меня, укрыта в надежном месте. Я ее отпущу, если…
Он внезапно замолчал, я вскинула взгляд, так и не дождавшись продолжения. Орк разглядывал меня, наклонив голову. Из его рта вырывалось смрадное дыхание, с обвисшей губы свисала капелька слюны.
– А ты ничего такая цыпа, – сказал он хрипловатым голосом. – Что, если нам чутка поразвлечься?
Он провел ладонью по моей щеке – точно наждачкой прошелся. У меня внутри все заледенело. Я попыталась отстраниться, но двигаться некуда: уперлась в стену.
– Нельзя нам… – выдохнула я. – Ты, конечно, очень симпатичный парень, но ты орк. Ты…
«Просто разорвешь меня…»
– Наши тела несовместимы.
«О боги, боги, боги, пожалуйста, нет! Как же страшно!»
В столичной больнице я присутствовала на операции, когда молоденькую девушку зашивали после того, как один такой негодяй над ней надругался.
– Ну, цыпа, ниче, я осторожненько. Потихонечку. Давай-ка…
Он потянул меня за ногу, укладывая на пол. Я забилась, закричала, заколотила свободной рукой в жалкой попытке вырваться. Он деловито перехватил руку, закрутил в петлю.
– Опосля допишешь.
И закинул подол платья мне на голову.
Джейсон не стал обсуждать «просьбу». Молча взял листок с адресом, прищурился, разбирая написанное.
– Ря-би… Рябиновая. Ну и почерк у вас, мэтр.
– Это не я записывал, – зачем-то объяснил Ланс, – а господин Киран.
– А, передайте ему наилучшие пожелания. И кстати, еще передайте, что господин Хельмут внес за себя выкуп и теперь нет нужды ходить к нам лечить его.
Ланс отрешенно кивнул, тут же забыв и о Киране, и тем более о жадном домовладельце. Улица Рябиновая. Мерзкий район.
Гоблины не сказали ничего сверх того, что Ланс уже понял. Да, была, прямо осунулась, бедная, когда уходила. Да, ушла во столько-то. Но Джейсон продолжал расспрашивать, хладнокровно и педантично, словно собирая анамнез, и Лансу пришлось сдерживать нетерпение.
Низкий потолок лачуги гоблинов и полумрак давили, душили, будто чересчур тугой галстук, и, поняв, что ничего нового не услышит, Ланс выбрался на улицу.
– Получай! Вот тебе!
Звонкий детский крик резанул по ушам, а следом раздался лязг металла о металл, будто кто-то фехтовал.
Ланс скрипнул зубами. Детишки играют. Жизнь, так ее и разэтак, продолжается, и никому нет дела ни до пропавшей Грейс, ни до его беспокойства. Сталь продолжала звенеть. Ланс покачал головой – на миг целитель в его голове вытеснил встревоженного мужчину. Мальчишки вечно что-то себе ломают, на то они и мальчишки, и все-таки лучше бы они сражались деревянными палками. Но где бы им раздобыть настоящие клинки? Наверное, стащили с какой-нибудь стройки металлические прутья. На кухонных ножах так не пофехтуешь.
– Я – доблестный рыцарь света и все равно победю… побежу… Вам конец, в общем! – Речь доблестного рыцаря света прервал болезненный вскрик.
Ланс двинулся на
