Ты обречена и ничего не можешь изменить. Ты — как курица с отрубленной головой, которая бегает по двору, еще не понимая, что она мертва. И очередной забег приведет тебя снова ко мне.
— Мне кажется, или в твоем голосе появились истеричные нотки? — спросила я. — Кого ты пытаешься убедить, мальчик Пенни? Меня или себя?
— Я превращу твою жизнь в ад, — пообещал он.
— Замуж за тебя я точно не собираюсь.
***
Я очнулась от притока свежего прохладного воздуха. Меня вытащили из багажника и куда-то тащили.
На этот раз ребята всерьез озаботились своей безопасностью, видимо, им было мало того, что они постоянно лупили меня по голове. Руки были связаны за спиной, ноги обмотали скотчем не только в лодыжках, как в прошлый раз, но и в коленях. Рот заклеен, на голове мешок, накрепко прилипший к залитой засохшей кровью половине лица.
Взрослые здоровенные мужики и настолько меня боятся…
Меня бросили на холодный земляной пол.
— Жива? — поинтересовался Кайл.
— Да что ей, ведьме, будет? — Дон сплюнул на землю.
Я услышала удаляющиеся шаги, скрип закрываемой двери, лязг замка. Судя по постоянному притоку свежего воздуха и температуре, не отличающейся от уличной, я предположила, что меня оставили в каком-то сарае.
Лежать было холодно и некомфортно. Извиваясь всем телом, я доползла до ближайшей стены. Для того, чтобы сесть, привалившись к ней спиной, мне потребовались определенные усилия и минут пять времени, но в конечном итоге мне все равно было холодно и некомфортно. Избавиться от пут не получалось, голова то и дело взрывалась от боли.
Интересно, мы уже приехали или это просто остановка в пути? Хотелось бы верить в первое, валяться в багажнике мне уже надоело, а тут хоть какое-то разнообразие.
Может быть, даже определенность какая-то в моей жизни появится. Например, Джеремайя Питерс определенно может решить от меня избавиться.
Мелочный хорек. Ну, прострелила я ему ногу, так он сам об этом попросил.
Наверное, надо было все-таки стрелять в голову. В следующий раз я так и поступлю. Почему я вообще решила стрелять в ногу?
Потому что наша цель — задержать подозреваемого, а не застрелить его. Первый выстрел — предупредительный, в воздух. Если это не подействовало, и подозреваемый убегает, стрелять по конечностям. Если подозреваемый агрессивен, и существует реальная угроза вашей жизни — стреляйте в корпус.
Кто так рассуждает? Полицейские.
А почему я об этом помню?
Потому что я — коп, внезапно осознала я. Я — городской коп из отдела убийств. И при этом я даже не детектив. Я — сержант.
Как можно быть сержантом полиции в шестнадцать лет? Вопрос был резонный, а ответ — очень простой.
Никак.
Люди из ТАКС соврали. Автомобильная катастрофа, если они не соврали и о ней, которая отбросила меня в подростковый возраст, случилась значительно позже. После шестнадцати лет у меня была нормальная жизнь, о которой они мне ничего не сказали.
Почему?
Потому что они не могли прийти к копу с предложением убить человека? Потому что подросткам больше свойственно иррациональное поведение, и их легче уговорить на какие-то безумства?
Перед внутренним взором всплыло бородатое лицо напарника, и я вспомнила имя.
Джон Кларк.
Метачеловек, которого невозможно убить насовсем. Человек с темным прошлым, бывший наемник, бывший шпион, он не нуждался в деньгах и служил в полиции, потому что ему это нравилось. Или, возможно, он искупал какие-то старые грехи. Доказательств этой теории у меня не было, но я всегда это подозревала.
А кто такой Реджи? Тоже служили вместе?
Память отказывалась отвечать на этот вопрос, но похоже, что Реджи не имел никакого отношения к работе в полиции. Потому что лица сослуживцев всплывали перед моими закрытыми глазами одно за другим, с именами, прозвищами, послужными списками и забавными подробностями, но лица Реджи среди них не было.
Но это был прогресс в любом случае. Может быть, я даже успею вспомнить что-нибудь еще перед тем, как окончательно все забуду.
Это открытие, а точнее, внезапное частичное возвращение памяти так меня воодушевило, что на мгновение я забыла о своем нынешнем положении. Кроме того, меня охватила ярость, направленная против ребят из ТАКС, которые врали мне с самого начала этого цикла. И, скорее всего, они сделали мне еще каких-то гадостей, о которых я не помню.
Не просто же так они держали меня у себя.
Кстати, а зачем они это делали? Раз уж воспоминания разблокировались, я попыталась выудить из них хоть что-то об этой мутной конторе, но черта с два у меня вышло.
Тем временем, снаружи светало, я сумела это определить по истошному крику местных петухов. Сразу же после петухов включились громкоговорители, транслирующие голос Пророка по всей территории общины. Пророк обратился к селянам с традиционной вдохновляющей утренней проповедью, пообещав всем, что сегодня они, как и всегда, будут здоровы, счастливы и спокойны, надо только работать во имя процветания их секты и верить.
Во что именно нужно верить он опять не уточнил. Подразумевалось, что все и так об этом знают.
Постепенно снаружи стали доноситься звуки просыпающейся и начинающей свою трудовую деятельность общины. Блеяние коров, кваканье овец, мычание паствы, звуки заводящихся дизелей, вот это вот все.
Лязгнул открывающийся замок, скрипнула дверь, приблизились шаги. Меня довольно бесцеремонно подняли с земли и усадили на принесенный извне стул. Для чего-то примотали за талию к его спинке, так туго, что я еле могла вдохнуть. К чему такие предосторожности? Они меня за Наташу Романофф принимают, что ли?
Лишь после этого Кайл стянул мешок с моей головы, а я не могла даже плюнуть в его довольную отдохнувшую рожу, потому что рот был все еще заклеен.
— Я думал, за ночь ты станешь спокойнее, — заметил Кайл. — Но ты так грозно сверлишь меня глазами, что мне страшно аж до мурашек.
И он похабно хрюкнул.
Под глазом Кайла красовался синяк. Надеюсь, это след от железки, которой я ему засветила, а не он с Доном чего-то вечером не поделил.
Дон, кстати, тоже тут был, и шея его была довольно неумело заклеена пластырем. Ну, или просто небрежно.
— Пророк хочет поговорить с тобой, — зачем-то сказал Кайл. Как будто могла быть какая-то другая причина, по которой они меня сюда притащили.
— Ммм, — сказала я, что означало: «пророк может свернуть свои желания в трубочку и засунуть туда, куда солнце не светит».
Мне было любопытно, насколько пафосно Джеремайя Питерс обставит свое появление. Будут ли полуобнаженные танцовщицы идти перед ним, усыпая его путь лепестками из роз,
