– Темчик, а вот если бы ты на работу пришел, а кто-то другой за тебя твои дела сделал, ты бы как к этому отнесся?
– Смотря какие именно дела. Давай поконкретнее. Что именно? Собеседование провели? Накладные подписали? – Темчик начинает проникаться идеей.
– Что-то мелкое, не сильно важное… Взятку кому-то дали, допустим. – Я сбиваюсь с мысли, словно спотыкаюсь о дребезжание мобильного. Ленка, наверное. Не иначе ей повестка прилетела… Телефон нехотя выпутывается из подкладки. Нет, не Ленка.
– Ань, ну что там у тебя опять случилось?
– Я проснулась, а вас нету… Вы где?
«В гнезде», – мысленно отзываюсь я. А вслух озвучиваю совсем иную версию:
– Мы недалеко.
– Пусть папа приедет. Скажи, чтобы он мне марципанов купил. Я ему смс пришлю.
– Ну? – Темчик смотрит мне в рот. Слух у него сейчас есть, это он память тренирует, учится читать по губам.
– Фигня. Анька проснулась, ей страшно одной.
– Ты знаешь, ребенка одного ночью оставлять…
– Да не оставляй! – фыркаю я. – Я меня катать не просила, сама спокойно доеду!
– Жень, может, нам няню взять?
– Вот только мирских в мое хозяйство впутывать не надо? – Я вспоминаю о том, что у молодых супругов семьдесят три процента ссор происходят на бытовой почве. Но в эти проценты никогда еще не вписывались споры о том, можно ли в семью, состоящую из замотанной ведьмы, вредного ребенка колдовской породы и на редкость тупоголового ученика мирского происхождения, брать домработницу. И если брать, то кому из нас троих она будет нужнее всего?
* * *
Из Темкиной машины я вылетаю растрепанным вихрем. Назад не оборачиваюсь, молча скрываюсь за углом. В первом дворе налево, там, где горит пятое окно на третьем этаже, все недовольство личной жизнью испаряется. Ну это надо? Мужик нагрузился водкой по самые пассатижи и теперь на жену крысится. Это он ее так с праздником всех влюбленных решил поздравить. Да хоть с днем граненого стакана!
Раз – снять перчатки, два – прицелиться, три – вырубить в опасной квартире свет, четыре – заменить бутылку. Свет я отключила, а водку обезвредить не могу. Хотя превращать вино в воду и обратно многие умеют чуть ли не с рождения. Простенькое ведьмовство, всего-то нужно плюнуть и растереть. Но я уже весь асфальт под окном исплевала, а вот заклинило.
В темноте мирским не видно, что сивуха мутирует сперва в подсолнечное масло, потом в бензин, потом в томатный сок… Бредятина! Ведь русским же языком попросила водку в воду перекинуться! Да еще этот терпила грешный собирается по пьяни поковыряться в приборном щитке. Он с отверткой на лестничную клетку выйдет, да там и рухнет, как подкошенный, до утра. А я свет в квартиру потихоньку верну и входную дверь заклиню: чтобы жене не пришло в голову его тащить обратно, раздевать и спать укладывать.
Мужик отрубается вовремя. Копейка в копейку, как я рассчитывала. Леший с ней, с водкой, жена ее в раковину сейчас выльет. Но вообще это странно. Раньше меня никогда так не клинило, даже в старости… А что у нас в соседнем окне? Вчера все было хорошо, я ж их проходила, помню. А сейчас в вверенной мне квартире происходит форменное смертоубийство в виде большого, разбухающего на глазах скандала. Такую беду надо решать быстро и ювелирно: например, ложным телефонным звонком. Вот за это я, кстати, сериалы люблю: там всегда в самый актуальный момент либо телефон звонит, либо кто-то из второстепенных персонажей заявляется. Прямо наглядное пособие для Сторожевой.
– Ты ей, значит, ребеночка сделал, и все шито-крыто? Головой надо думать было, а не головкой от…
– Инна Павловна, пожалуйста, возьмите себя в руки! Давайте я вам чаю сделаю!
– Мам, ну что за драмтеатр? Ритке волноваться вредно, а ты…
– И эта туда же! Тебе на нее всю жизнь плевать было!
– Слушай, ну что ты как пень стоишь, уводи Ритку, не видишь, у мамы крышу сорвало?
Сильно как мирскую перемкнуло. Она сейчас всех ненавидит – и обеих дочерей, и неслучившегося зятя. А еще ей себя жалко до чертиков! Потому что сама была в той же ситуации. Только на ней никто жениться не собирался. И теперь одна половина тетки дочке завидует, а вторая – себя, юную и идиотскую, жалеет. Еще минута, и глубоко беременная барышня узнает о своем внебрачном происхождении.
– Ты думаешь, у тебя все, люблю – трамвай куплю? Да он тебя бросит через месяц…
– Мама, заткнись!
– Ритка! Ах ты…
– Инна Падловна…
– Стерва такая! Ну это ж надо, думает, что я, значит, с ее заморышем буду…
– Я ее сейчас убью, честное слово, Коля, я ее сейчас просто убью, и все, Коленька, держи меня, пожалуйста, я ее сейчас придушу своими руками, как я ее сейчас ненавижу, Коля…
– Он тебе через месяц ручкой сделает, и ауфвидерзейн, а вот кому ты потом нужна будешь со своим приданым?
– Коля, пусть она заткнется, Коля, сделай что-нибудь, я же не могу уже больше…
– Замолчите!
– Ага, сейчас, будет он мне указывать, шустрый какой… А-а-а-а! Убивают! Мамочки!
– Я предупреждал… Я вас… предупреждал и буду предупреждать… И еще буду…
– Мамочки! Коля, Коленька…
– Помогите… Убива… Надька! Надька-а-а, помоги, он же меня сейча-а-а!
Все, атас! Я передержала ситуацию, заслушалась. Телефонный звонок, быстро! Долгий, невозможно громкий звонок, чтобы как межгород. Где у них аппарат? Елки-палки, он у них за неуплату отключен со вчерашнего дня. Вот почему мамаша так бесится – не может обиду кому-то из подружек слить. Ее распирает от эмоций, как недоеную корову от молока. Вот я дура, с ходу не проверила!
У них даже уронить толком нечего: на стенах ни картины, ни иконы. Либо часы с кукушкой на кухне, либо полку с хрусталем в «стенке» обрушивать. Выбираю хрусталь – от него грохота больше и брызги очень красиво разлетаются. Жду, когда тетка сделает паузу между очередным «убивают» и «ах ты сука». Дергаю на себя стеклянную полку – резко и четко. Я внизу, у подъезда рукой двигаю – будто дверцу на себя тяну, а у них там в квартире и вправду шкаф распахивается и всякие салатницы летят на пол. А вслед за ними рушится «убиваемая» Инна Павловна, которую потенциальный зять приложил спиной о шкаф.
Такое совпадение один раз на сто ситуаций случается! Эти обормоты вообще не заметили, что у них шкаф сам по себе распахнулся. Ни на секунду не испугались и принялись дальше друг друга месить. Придется лететь! Сейчас в ворону перекинусь – и вперед, в самую гущу скандала. Мирские всегда боятся, когда птица в окно влетает.
Не могу перекинуться, вот хоть убей! Как будто оглохла, онемела, ослепла и заодно потеряла всю женскую суть. Ведьмовство во мне клокочет, но не выплескивается.
Я бессмысленно развожу руками, пробуя стряхнуть мирским на голову люстру. Не отвожу взгляда от окна, лишний раз боюсь сморгнуть, убрать с глаз слишком тяжелые слезы.
Смотрю в упор – до той секунды, пока в проклятущую форточку не влетает долгожданная, слишком крупная для обычной вороны птица. Кто-то из наших. Спасибо, сестренка. Ну или братишка. Жалко, что я тебя разглядеть не могу. И вам спасибо, соседи снизу. Только вам не ментов надо вызывать, а скорую помощь – у перепуганной насмерть Ритки начинаются схватки. Нет, ребеночек родится в срок, я это успела разглядеть. И, хотя ведьмовство во мне еле телепается, я успеваю показать чужой судьбе невидимый кукиш, удержать в тепле материнского тела раннего младенца. Потому что его здесь ждут.
Я решила, что умерла раньше отпущенного срока – как в обе мировые войны, – и теперь омолаживаюсь экстерном. Сейчас буду отсматривать все промахи нынешней жизни! Лучше бы настоящее показали: получил ли Артемка ученичество, кто в Марфином районе ковырялся без спросу, а эти психи, они помирились вообще или нет?
На мысли о психах я встряхиваюсь. Так, голова есть, причем больная и несчастная. Интересно, где я сейчас торчу и почему у меня тело как изломанное? Глаза раскрыть можно, но с трудом. Я ошиваюсь в липком сугробе около все того же подъезда. Будто в обморок свалилась, хотя себе такого не позволяла, даже когда институткой была.
– Девушка, у вас все в порядке?
Меня пытаются перевернуть. С такой нежностью, будто я – мешок подмороженной картошки. Нет, какое-то сходство тут определенно есть… Я благодарно чихаю, избавляясь от застрявшего в ноздрях снега, усаживаюсь в сугробе поудобнее и пробую осмотреться. Подъезд опознала. Себя тоже. Девица, которая меня тормошит, – старшая сестра пострадавшей. Одна из участниц загашенного мной скандала. То есть не мной. Такое ощущение, что замирить разбушевавшееся семейство я толком не смогла, кто-то мне помог. Соседи, что ли, ментов вызвали?
– Девушка, вы как?
– Спасибо, нормалек… – автоматически отвечаю я. Может, они сами перестали фестивалить, не довели семью до разрушения? Вот не помню, хоть зарежь.
– Что с вами? Сердце?
– Да нет, так, геморрой… – Я хлопаю себя по карманам. Ключи, мобильник, зернышки-семечки и сигареты с зажигалкой… Хорошо, что не умерла. Пришлось бы зубы заново отращивать, а я этого терпеть не могу.
