принципе, я так и собирался поступить. Замотало все в городе, хочу на природу отбыть. А в чем, собственно, дело?
— Навь населена теми, чье время закончилось. Ты не такой. Ты — живой. Туманы запомнили тебя, ты оставил там свой след. Не навсегда, ненадолго, но оставил. Кто знает, что из этого может выйти? Лучше поостеречься.
Сказала мне зараза маленькая напоследок эту гадость и покинула балкон, а с ним и квартиру. Вот сиди и гадай — чего конкретно надо поостеречься, о чем речь? Может, она имеет в виду что Великий Полоз каких-то охотников на этот след настропалит за немалую награду, а, может, то, что мне Навь сниться повадиться в городе каждую ночь. Ну, или день, исходя из указанного выше графика моей жизни.
В любом случае, гадать что да как я не стал, шустро собрал вещички, после выставил из дома сонную Маринку, заверив ее в том, что это именно она меня поимела, а не наоборот, велел Анатолию сообщить окончательно запропавшей Жанне, где именно я нахожусь, да и покинул Москву. Мало того — я ещё и телефон ещё в электричке отключил, рассудив, что все меня достали.
Первые два дня я отсыпался и отъедался, игнорируя то и дело мелькавшую за забором бабку Дару, а на третий, ближе к ночи, направился к реке, решив пообщаться с Карпычем да дядей Ермолаем о всяких разностях. В том числе о трех вещих птицах из славянского фольклора и о существе, носящем имя Великий Полоз.
— Может, оно и так — согласился я с точкой зрения умудренного жизнью водяника — Тут для себя-то не всегда решишь, как оно лучше, что о других людях говорить.
— Ведьмак, пошли купаться — предложила мне Аглая — Обещаю, топить не стану! Просто поплаваем вместе!
— Не, вода холодная — отказался я — Вот через месяцок, как она прогреется как следует, тогда уж…
— Да не бойся — хмыкнул Карпыч — Если желаешь — искупнись. Ничего с тобой не случится, обещаю.
— Правда неохота — я поворошил угли палкой — А можно ещё спросить об одной вещи?
— Экий ты пытливый — притворно сдвинул зеленоватые брови водяник — Ну да уж ладно. Спрашивай.
— Великий Полоз — он кто? Говорят, что змей и что золото любит. Но это ведь не все? Есть же что-то ещё?
— Про Великого Полоза не у него надо спрашивать — на мое плечо опустилась тяжелая рука — Про него со мной надо разговаривать, ведьмак.
— Да что б тебе! — сплюнул на прибрежный песок Карпыч — Напугал, дерево ты трухлявое. А на Ляксандре вон, вообще лица нет!
— Ну, не то, чтобы совсем нет — произнес я — Но ты больше так не делай, дядя Ермолай, пожалуйста. У меня запасные штаны, дома, конечно, есть, но до него дойти ещё надо. А тут застирывать как-то неловко. Вон, Стешка меня засмеет. Засмеешь, красивая? Ведь так?
— Вовсе нет — прощебетала русалка — Всякое бывает. У меня тятенька на каждый праздник напивался так, что непременно портки обделывал, когда после под телегой отсыпался. Я привычная.
— А перед тем тебя да твоих сестер лупцевал, да так, что ты в семнадцать лет от такой жизни пошла, да и утопилась — невесело усмехнулся Карпыч.
— Не потому утопилась — улыбка сползла с лица Стеши — Не из-за его кулаков. Да ты, батюшка-водяник, сам знаешь все.
Она невероятно грациозно развернулась и быстрой молнией ушла в глубину реки.
— А чего с ней стряслось-то? — поинтересовался дядя Ермолай, присаживаясь рядом со мной и цапнув одну из печеных картофелин, лежащих около костра.
— Дядька ее ссильничал, тятенькин брательник — странно, но в голосе водяного я услышал искреннюю жалость к незадачливой девице, бог весть когда сведшей счеты с жизнью — Дело вроде как семейное, но такой грех все одно не скроешь, а порченая девка никому не нужна. Это деревня, а не город, тут нравы другие. Ну, тогда были. Да ещё и понесла, как назло. Короче, плод она вытравила, а через день пошла к мельнице, да там в воду и сиганула. Чтобы, значит, наверняка. Народишко тогда был не чета нынешним беспамятным, потому знал, что я именно в тамошнем омуте тогда обитал и молодых девок, что в гости пожаловали, обратно на землю не отпускал.
— Невеселая история — вздохнул я.
— Но зато она через пару лет обидчика своего наказала — оптимистично заявил Карпыч — Сына его утопила, младшенького, позднего, любимого. Причем прямо на дядькиных глазах под воду утащила, да ещё личико свое показала, чтобы тот знал, отчего так вышло и к то в том виноват.
— Жестко, но справедливо — признал я — Внушает.
— Ты ей давно нравишься — сообщил мне водяник — Я слышал, как она другим девкам про то сказывала. Потому тогда подружку твою она с особым усердием под воду тащила.
— Даже не знаю, радоваться или печалиться — поежился я — Вот так и купайся в твоей реке летом. Войти в воду войдешь, а выйдешь или нет — вопрос.
— Купайся — разрешил Карпыч — Не тронет тебя никто этот год, слово даю. Моя река — мои законы. Девки, слышали меня?
— Слышали, батюшка — нестройно ответили русалки, причем за секунду до того веселая Лариска как-то вдруг посмурнела, что навело меня на определенные мысли.
— Так ко мне ещё друзья приезжают — вкрадчиво произнес я — Вот…
— Твои гости — тебе за ними и приглядывать — ответил за Карпыча дядя Ермолай — И ответ держать, если они чего лишнего себе позволят. Хотя, как по мне, иные из них те ещё хваты. Да, сосед?
— Ты про того дьяка, что к Даре приезжал? — уточнил водяник — Да, парень ушлый, не отнять. Хотя все они такие, им палец в рот не клади. И за жизнь цепляются до последнего. Помню, лет сто тому назад в мою реку один такой после драки с оборотнем сверзился, так ни в какую тонуть не хотел. Бок распорот, рука сломана, а он знай пытается к берегу выгрести. Другой бы сдался и камнем на дно, а этот нет. И знай себе бормочет, как он этого оборотня в другой раз непременно пришибет.
— И что, утоп? — заинтересовался дядя Ермолай.
— Утоп бы непременно — подтвердил Карпыч — Говорю же — бок распорот был здорово, сильно волкодлак его подрал.
— Значит, пожалел его? — утвердительно произнес леший — На берег, поди, выволок.
