отец курирует земельные вопросы в губернии.
Ага. Значит, Гордеева. Ее отец и правда ведал земельными реестрами в городской Думе. А род у нее знатный и весьма-весьма обеспеченный.
– Так что? – не отставала от меня Гордеева. – Может сознаешься? Тебе все равно не место среди таких, как мы.
О, идеальная пара для Денисова сыскалась. Эх, натерплюсь я еще горя из-за своего герба…
– Среди столь безвкусно одетых истеричек? – внезапно заступилась за меня Ирэн. – Думаю, Михаил Николаевич мало потеряет от отсутствия твоего общества. Аннушка, говори на два тона тише, пожалуйста. У тебя ужасно визгливый голос.
Гордеева задыхалась от возмущения, а Ирэн как ни в чем не бывало снова приложилась виском к парте.
«Ты бы не портила отношения со сверстниками», - посоветовал я.
«Плевать. Уже – плевать».
«Не понял?»
Ирэн не ответила. Я увидел, как она закрыла глаза, а ее лицо исказилось гримасой боли. Видимо, опять спазм накатил.
«Ты точно в порядке?»
«Нет. Но буду. Тошнит ужасно».
Я снова уставился на троицу ребят, о которых толком ничего не знал. Каждый из них мог оказаться виновником.
Теоретически, я мог попробовать влезть кому-нибудь из них в голову и поискать воспоминания о применении стимуляторов. И наверняка у меня бы это даже получилось довольно мягко благодаря способности сплетать ментальный и целебный потоки силы. Но это было рискованно: все же работа с памятью была запрещена абитуриентам, по крайней мере в стенах Полигона.
Но даже если бы у меня это получилось, передо мной стояла моральная дилемма.
С одной стороны, сдав истинного виновника, я бы избавил от кучи неудобств ребят, которые играли честно, завоевали победу своими силами и не заслужили коллективного наказания.
С другой – все это стало бы стукачеством. Хотя с чего бы мне о них беспокоиться? Если я вытащу нас с Иркой отсюда, какая разница, как?
– Значит, никто не собирается сознаваться? – Корсаков встал, обвел всех нас внимательным взглядом. – Уходим на дальнейшие разбирательства?
– Мне бы этого не хотелось, – честно признался я.
– Мне бы тоже, – согласился приятель Корсакова.
Гордеева продолжала метать на нас с Ирэн полные ненависти взгляды.
– Анна Евдокимовна, вам есть что сказать? – спросил я.
– Лишь то, что я трачу драгоценное время в этом зале! Ничего я не принимала. Узнай об этом мой отец, он бы отсек меня от рода за то, что его опозорила!
Я развалился на парте и ментально дотянулся до Ирэн.
«Ничего не понимаю. Как их расколоть или спровоцировать признаться? Может подашь идею?»
Ирэн вздрогнула.
«Они ничего тебе не скажут. Потому что не смогут признаться».
«В смысле?» – не понял я.
«Это я, Михаил. Это я приняла стимуляторы».
«Да что ты такое говоришь? Ты же ни разу даже не заикалась об этом. Да и зачем тебе?».
«Еще бы я начала о таком болтать!» – воскликнула девушка у меня в голове. – «Конечно, сделала все втайне».
Я пялился на нее, не веря услышанному.
«Ир, ты бы и так выстояла. Зачем?»
«Испугалась. Боялась, что не пройду. Не хотела подвести семью…»
Так вот почему ее так развезло. Стимуляторы, если я правильно понимал их работу, активировали внутренние резервы на краткое время, но расплачиваться за это преимущество приходилось и здоровьем, и отходняками.
Ирэн осторожно повернула голову в мою сторону и уставилась мне в глаза.
«Дура!» – не выдержав, закричал я ей в голову, и она болезненно поморщилась.
«Знаю. Я старалась сделать все незаметно. Думала, смогла перехитрить… Прости. Прости, что разочаровала тебя, да еще и втянула во все это».
Твою же мать! Что мне было теперь делать? Сдать Ирку, чтобы самому зачислиться в Аудитриум без Третьего испытания? Или сейчас промолчать, получить отсрочку и попробовать стереть ей память, чтобы аудиториумцы не смогли ее вычислить?
И смогу ли я стереть ей память так, чтобы не повредить и без того ее многострадальную голову? Все-таки манипуляция была опасная, а превращать ее во вторую Матильду я бы ни за что не хотел. Или дернуть Пистолетыча, чтобы он подсказал решение?
Черт. Черт! Черт!!!
Но если мы уйдем на разбирательства и проверку памяти, наверняка выйдем за все сроки. Группы укомплектуют, и нас скорее отправят доставать вступительные на следующий год. Не знаю, как у них это было заведено. Рискованно… Мне нельзя было пропускать этот год. Все слишком завертелось.
Двери класса отворились, и следом за охранниками вошла Адлерберг.
– Господа, вы готовы поделиться со мной информацией? – спросила она и почему-то задержала взгляд на мне.
С большим усилием я сохранил невозмутимое выражение лица. Адлерберг снова взялась за указку и принялась тихо постукивать ею по краю стола. Звук ужасно раздражал, но мне показалась, что она делала это специально для того, чтобы еще больше нас нервировать.
Впрочем, она могла особо и не стараться: все в классе были взвинчены до предела. Никто не хотел уходить на дополнительное разбирательство и ставить под угрозу собственное поступление.
– Итак, господа? – повторила Адлерберг. – Кто готов?
Я сверлил глазами затылок Ирэн. Словно почувствовав мой взгляд, она обернулась и взглянула на меня с мольбой.
«Миша, не говори им. Пожалуйста!»
«Они все равно наверняка тебя вычислят», - ответил я. – «Не может же такого быть, чтобы они не смогли уловить следы этого стимулятора. Для этого не обязательно ломать память. Может в крови обнаружат. Или вызовут психометриста и изучат вещи, которыми мы пользовались… Бог знает, что у них еще на вооружении!»
«Мне просто нужно сегодня выбраться отсюда. Мне нужно время. Отсрочка. Я ведь не стала бы рисковать, принимая стимулятор, не продумав план, как замести следы. И уж если я смогла достать винамий, поверь, учла и то, как избавиться от его эффектов. Просто помоги мне выйти отсюда и не выдавай».
Мне все это не нравилось. И уж тем более это было так не похоже на Ирку. Нет, в том, что она могла исхитриться и достать винамий, я не сомневался – через верных слуг или путем ментального манипулирования кем-то из простых смертных. Так что теоретически это было возможно. Деньги она могла накопить или продать что-то из драгоценностей – этого у нее было навалом. Заставить кого-нибудь купить винамий было сложнее – нужно иметь подвязки, знать людей… Тем не менее, Ирэн все-таки могла его добыть.
Интересно, знала ли об этом Матильда? И что она сделает с Ирэн, если правда откроется?
А вот в то, что девчонка струхнула перед поединком, мне верилось с трудом. Нет, я знал,
