что рискуешь сжечь все дома, но и можешь устроить лесной пожар. Думаешь, эфы пошли бы на это?
— Нет, — вынужденно согласился он со мной, — Они даже за одно срубленное дерево удавить могут, что уж о пожаре говорить... Значит, ты всё же думаешь, что это они?
— Пока мне эта версия кажется наиболее логичной, — я медленно подошёл к деревянному столу, на котором лежало что-то завёрнутое в тряпочку, и, аккуратно развернув её, обнаружил там половину румяного каравая.
— Ого! Это же белый хлеб! — удивился подошедший ко мне Милтон, — По местным меркам, это прямо роскошь. Тут в деревнях в основном чёрный хлеб едят, ну, ещё серый иногда, но чтобы белый... Белый хлеб из семян зерницы делают, а эта мука очень дорогой получается. Зерница очень капризна и растить её тяжело. В деревнях её мало кто сажает. В основном, все растят ругож, да орис. Откуда, интересно, они взяли его тут?
— Испекли, — кивнул я ему на лежавшую невдалеке глиняную форму, в которой явно были видны следы каравая, — А вот кто им дал такую муку, это уже другой вопрос...
Я отломал небольшой кусок, и вышел с ним во двор. У калитки скопилась уже приличная толпа народу, который, впрочем, не пытался пробиться через охрану, и расступился передо мной, когда я вышел на улицу. Оглядевшись, я увидел в стороне тощую собаку, и свистом подозвал её к себе, махнув рукой с хлебом. Пёс трусливо подошёл чуть ближе, и остановился, не дойдя до меня метров десять, с любопытством разглядывая мою руку.
— На! — кинул я ему хлеб. Он суетливо подбежал к упавшему рядом куску, обнюхал его, и приступил к трапезе, одним махом проглотив его. Маловато будет! — явно читалось в его взгляде, а хвост отчаянно заколотил по земле. Блин, мне его даже жалко стало на секунду, но на ком ещё было проверить своё предположение? Не на людях же? И сколько, интересно, времени ждать эффекта? Судя по телам, умерли они не сразу, а спустя какое-то время. Может быть, даже во сне. Но пёс гораздо меньше человека, так что по идее у него проявиться должно гораздо быстрее... Я не успел додумать мысль, так как собаку вдруг как будто судорогой свело. Она замерла со стеклянным взглядом, и через несколько секунд рухнула на землю.
— Значит, всё же яд... — задумчиво пробормотал незаметно подошедший ко мне со спины Милтон.
— Угу, — односложно ответил я. Собаку было жалко. У меня даже вдруг совесть проснулась. Лучше бы на свинье опробовал. Её не так жалко было бы. Но свинья — это мясо для и так не шикующих людей. Вряд ли бы они оценили мой столь благородный шаг.
— Почто собачку то загубили, господа хорошие? — с тоской в голосе произнёс подошедший вдруг к нам какой-то дедок, — Хороший ведь пёсик был... С кем теперь мой сын на охоту будет ходить? Пока другую собаку не обучит, вся семья без мяса сидеть будет...
— Не держи зла, отец, — вежливо ответил я, и потянулся за деньгами, — На, держи. Тут десяток золотых. Купите себе всё, что вам надо. Надеюсь, этого достаточно?
— Вот спасибо, ваша милость! — суетливо пробормотал он, убирая трясущимися руками монеты куда-то за пазуху, и опасливо оглядываясь, не увидел ли кто его сокровище.
— А собачку можешь считать, что не мы погубили, а тот, кто отравил ваших соседей, дав им хлеб с ядом, — тихо продолжил я, — Не знаешь, кто бы это мог быть?
— Великие сёстры... — с ужасом выдохнул он, — Да кто бы мог такое злодейство учудить? В нашей деревне на такое злодеяние никто не способен, клянусь вам!
— Да я верю. Верю! — успокоил я его, — Значит, это был кто-то чужой. Подскажи, в последнее время кроме нас тут были какие-нибудь чужаки?
— В деревне-то нет, не были... — задумчиво и даже как-то опасливо отозвался он, покосившись по сторонам, где за нами наблюдали десятки глаз.
— Так! А пойдём-ка, отец, я тебя до дома провожу, — громко произнёс я уловив в его словах какую-то недосказанность. Явно он не хотел откровенничать при людях, — Пить хочу. Найдётся у тебя там колодец поблизости?
— А то как же! — откровенно обрадовался он, — Аккурат прямо рядом с моим домом! Пойдём, уважаемый, у меня и кружка из бересты есть. Из неё-то гораздо приятнее водицу-то пить! И слаще! И с сынком своим познакомлю! — он засеменил вперёд, я пошёл следом. Не знаю, что из этого выйдет, вполне может быть такое, что он рад исключительно потому, что в моём присутствии никто не будет отбирать у него подаренные деньги, но может что-нибудь из этого и получится...
* * *
— Угощайся, уважаемый! — протянул он мне шикарную берестяную кружку, зачерпнув воду из колодезного ведра. Было видно, что кружку делали с любовью. Вырезали её из какой-то коричневой коры, прошили суровыми нитками, по бересте шли какие-то узоры. Не кружка, а прямо произведение искусства. Из такой действительно и пить было приятнее. Я глотнул ледяной воды, одобрительно хмыкнул, и решил завести разговор на нейтральную тему.
— А ведь и впрямь хороша кружка-то, отец. Я даже, пожалуй, купил бы, если продашь. Сам делал? — начал я издалека. Впрочем, я и впрямь был готов её купить. Кружка действительно понравилась. Когда мы подошли к колодцу, он зашёл в соседний дом, не став звать меня с собой, и вынес её оттуда.
— Да куда там! — довольно замахал он руками, — Я и по молодости-то так не умел, а уж сейчас, со своим зрением, так и вовсе не сумел бы. То сын мой расстарался. Он у меня и охотник, и на все руки мастер. То из бересты нужную в хозяйстве вещь сделает, то из шкуры зверя какого, или из рога. С ним и разговор о покупке вести надо. Пройдём в дом, уважаемый, там и поговоришь с ним. Вот только... — замялся он было, а потом махнул рукой, — Вы не судите его строго, ежели что... Очень уж ему Тинка нравилась. Свататься хотел к ней, а тут вишь как вышло... Горе у него... Немного не в себе сейчас. Уж не гневайтесь, если что не так будет...
— Не переживай, отец. Я всё понимаю. Потерять любимую, это и
