class="p1">И если ранее он говорил с какой-то опаской, то теперь в его голосе прорезалось… Благоговение?
— Ваш заказ, — поставила официантка тарелки с едой и улыбнулась: — Напитки сразу подать, или позже?
— Позже, — кивнул я и притянул к себе пасту карбонара, посмотрев на Пудинга.
Парень метал взгляд, оценивая внутреннее убранство кафешки, в которую мы зашли перекусить с утра. Не то, чтобы мне нужна была еда, но после хорошего дела так хотелось отведать достойной кухни.
Тех доказательств, что мы достали для Брэдли, вполне хватало для того, чтобы взять Черновых за зад. Главное тут, как раз-таки, слово — "вполне". Проблема в том, что все эти доказательства… Как бы это сказать… Помогут не во всю силу. По-хорошему мне нужен язык. Живой, болтающий, и, что более важно, готовый делиться информацией. Нужен человек, способный указать пальцем на Ивана и прокричать: вот эта паскуда во всём виновата! Доказательства подкрепят его слова, а дальше юридическая машина империи сделает своё дело.
Вот только языка у меня нет. Но это пока.
Нужно лишь немного подождать. А ещё попробовать местной стряпни, пока время на телевизоре продолжало тикать. Сейчас девять утра, и люди уже вовсю щеголяли на улице, где светили последние тёплые дни осени. Скоро начнётся зима и похолодает.
— Мне не нравится эта идея, господин, — прошептал Пудинг, уплетая куриный суп с лапшой. — Слишком большие риски.
— Я вот всё понять пытаюсь, — накрутил я спагетти на вилку. — Ты — отменный киллер, шпион, разведчик и тот ещё фрукт, но от тебя веет страхом. Я ощущаю его в тебе настолько отчётливо, что это заставляет морщиться, — слизнявый сбледнул. — Почему ты боишься?
— Это естественно, господин, — медленно, словно выверяя слова, отвечал он. — Инстинкт самосохранения. Каждый из моих коллег испытывает трепет перед императором и советником. Нас учили именно этому. Растили с этим страхом.
— То есть, — поднял я вилку и посмотрел на спагетти, после чего взглянул в глаза парню. — Банальный страх за свою жизнь? Если это так, то в этом мы с тобой сильно отличаемся, Пудинг. Жизнь, как её обожествляют люди, ничто. Мимолётное существование, где ты сам себе сценарист и режиссер. Да, ваша жизнь записана на бумаге, как было и со мной, — закинул я еду рот и попробовал вкус.
Мм… Неплохо-неплохо.
— Так, о чём это я, — кивнул. — В отличие от вас — тех, кем правит страх, я не цепляюсь за жизнь.
— Вы не боитесь умереть? — пожевал он губами.
— Странный вопрос от агента империи, которых, по сути, должны учить не бояться смерти, — хмыкнул я. — Но да. Я не боюсь смерти, — ведь мне уже приходилось умирать. — Для меня смерть — промежуточное состояние. Оно либо наступит, либо не наступит. Ожидать, бояться и убегать от неё не вижу смысла. Ты пытаешься обрести свободу, Пудинг. Ведь ты пришёл ко мне именно за этим. Стать свободным от страха перед советником. Избавиться от одного ошейника, сменив его на другой, более угодный тебе.
— И не жалею о своём выборе, — серьезно кивнул он. — Вы не знаете, что происходило с моей жизнью, господин…
— Ты прав, — перебил я его. — Не знаю. Да мне и неинтересно особо. Для меня важны твои навыки, таланты и верность. Но будь я на твоём месте, то ни за что не позволил надеть на себя ошейник.
— И тем не менее, вы носите родовую печать, — разумно поддел он, указав на мою руку. — Это тоже ошейник.
— От которого я скоро избавлюсь, — хмыкнул я. — Я мог это сделать давно, просто свернув шею своему отцу. Однако Брэдли хоть и полный идиот, но не заслуживает смерти. Да и убивать родню не в моих правилах.
— Зачем вы всё это говорите мне, господин?
— Затем, Пудинг, — доел я карбонару и принялся за салат, сделав глоток колы. — Что твой страх за свою жизнь однажды сыграет свою роль. И сделает это тогда, когда будет переломный момент. Момент, где нельзя будет отступить. Из-за этого страха, что ты пытаешься зарыть в себе, ты в конечном итоге проявишь малодушие. Отступишь там, где нужно идти до конца.
Я оторвал взгляд от тарелки и посмотрел Пудингу прямо в глаза, вспомнив науку, которую мне всеми силами вбивал граф Бертольд. Подавлять можно не только убийственной аурой жажды крови. Истинное подавление проявляется незримо. Неощутимо. Именно этим пользуются императоры и короли. Чистая, незамутнённая сила воли. Истинное проявление власти.
— Я скажу это лишь раз, Тринадцатый, — назвал я имя, смотря в глаза бледного, как сама смерть парня. — Служи мне так, как никому и никогда не служил. Сделай тот самый шаг решимости, как тот, что свёл наши пути. Отбрось страх за свою жизнь и доверь его мне. Сделай это, и поверь, — я вспоминал обрывки из своей прошлую жизни в Брилии и мощь, которой обладал, добавляя в слова решимость и силу. — Смерть более не будет властна над тобой. Служи мне и обретёшь не только силу с бессмертием, но и власть с уважением. Твоё имя будет греметь в империи и за её пределами, внушая ужас каждому, кто его услышит. Таково моё слово, — моё лицо на короткий миг приняло личину вампира, отчего парень вздрогнул. — Таково слово… Райна Купера.
Мне хотелось сказать: Первородного Беррады, но вовремя отдёрнул себя. В любом случае, эффекта я добился.
Пудинг вскочил с места, удивив тех немногих посетителей кафе, что здесь были, и преклонил колено.
— Я уже сделал свой выбор, господин! Поставил всё на возможность обрести свободу!
— Хорошо. А теперь встань, — махнул я рукой. — И садись на место.
Он послушно выполнил приказ.
Этот разговор и весь пафос я затеял не просто так. Ещё в порту заметил, как Пудинг смотрел на меня и мои решения. Он понимал, что вся та инфа, которая ему была известна о Райне Купере — полная туфта. Ничего не стоящая хрень. Манера общения, действий, сила. Всё это повлияло на рекрутинг и, грубо говоря, некую промывку мозгов. Он увидел, что за мной не просто слова, коими я крою советника, но ещё и сила, с которой приходится считаться.
М-да, стоит признать, что с обретением новой ступени
