нее. Анжелика смотрела на меня, широко раскрыв глаза. Они у нее огромные, переливает всеми гранями золотого сияния. Чистейшие бриллианты.
Я хотел прыгнуть в них, познать все, что скрывается за этим взглядом. Но не ощущал ее души. Словно невидимый и невероятно прочный барьер стоял между нами. Зверь завыл во мне, желая взобраться на сие совершенное творение природы. Девы, что были рядом с ней, что-то лепетали, пытаясь привлечь мое внимание, я ничего не слышал. Она затмила все.
Анжелика оказалась очень забавной. Рассказывала мне, какой я монстр. Смешно округляла глаза, облизывала сочные губы. Они у нее особенные, небольшие, и очень мягкие. В них заключен самый вкусный нектар вселенной. Я загорался все больше, азарт, желание играть с ней, наблюдать за реакцией, вести по тонкому краю и изучать, как она меняется.
Дева очень не уверена в себе. Я не могу ощутить ее эмоций, но почти все читается на ее лице. Она не умеет лукавить и врать. Открытая, наивная, чистая. Людское предательство не очернило ее души.
Вкус жизни рядом с ней мне нравился все больше и больше. Она захватила в плен мой разум, и я ни капли не сопротивлялся. А неугасающее желание еще больше подстегивало мой интерес.
На церемонии я ожидал именно такого результата. Бадрия призвана править, а не служить. Мои животные признали в ней хозяйку. Нельзя поставить рабскую метку на того, кто судьба избрала нести избавление народу Шантары.
А потом я как желторотый юнец ждал ее появления в моей почивальне. Я пожирал ее фигуру, наблюдал за взмахом черных ресниц, сходил с ума и возрождался из плена вечного душевного мрака.
Для соития она была не готова, она бы не приняла меня тогда душой. А я и не хотел скорой победы. Никогда еще желание не билось во мне с такой безудержной силой, и даже вот эту адскую похоть я хотел смаковать днями и часами. Изучать ее, доводить до исступления, и вместе с ней идти по краю опаляющей пытки. Ведь каждое мое прикосновение — новая эмоция на лице. Ее удивление, испуг, страсть в глазах — бесценный дар.
А когда почувствовал пальцем, что не тронута она там. Чиста. Невинна. Ликованию не было предела. Я сгорал от желания ворваться внутрь, клеймить ее своим семенем и неустанно повторять: «Моя!». Сдержал, своего рвущего наружу зверя, усмирив его, приказав ждать своего часа.
Я буду исследовать ее тело, по миллиметру. Пусть привыкнет ко мне. Пусть почувствует все, что я могу ей дать. И да я желал увидеть, как она попросит меня войти в нее. От одной этой мысли кровь бурлила, превращаясь в кипящую лаву.
В музей я повел ее, желая убедиться воочию. Она ли это? Едва взглянув на статую, увидел поразительное сходство. Это золотой портрет Анжелики, написанный провидцем задолго до ее рождения. А моя дева не видела этого. Она лишь заворожено смотрела на статую.
Я не сомневался, у нее уже начали проявляться метки. Потому и подарил ей украшения, накануне. И она бы ни за что их не надела, если бы не заметила странные пятна на своих запястьях.
Дева была слепа и не желала принимать ничего, что не укладывалось в ее славной головушке. Жизнь ее не баловала, и теперь подсознательно она отгораживалась от всего. Не позволяла себе поверить в позитивный исход. Мысли о своей уникальности была для нее сродни фантастике.
В пещере она была готова упасть передо мной на колени. Я сделал шаг назад. Не позволил случиться тому, чего желал с безудержной силой. Легенды, написаны давно, вполне возможно, между нами нет истинной связи, лишь голое влечение. Меня как Владыку может тянуть к пробуждающейся силе. Энергия луны зажигает мой интерес, но все может погаснуть, так же внезапно, как и пришло.
Вдруг утолив свою похоть, я потеряю вкус к жизни? Я не ощущаю ее эмоций, не чувствую истинной связи, если это лишь голод плоти? Азарт охотника, учуявшего лакомую добычу. А насытившись, мой зверь вновь впадет в спячку. Вернется апатия и серое одиночество вновь станут править в моей жизни. И в конечном счете, внутренний огонь сожжет меня.
Я хочу продлить эти мгновения. Пусть придет ко мне с не затуманенным похотью взглядом и скажет о своих желаниях. Тогда никакие силы вселенной меня не сдержат. Я буду наслаждать своей девой, пока небеса дают мне такую возможность, максимально растягивая свое удовольствие.
А сейчас ни я, ни она еще не готовы сделать этот осознанный шаг. Как чует мое сердце, это изменит все. Только вот каковы будут перемены, предугадать я не могу.
Не хотелось мне уезжать. Беспокойство съедало душу. Но я должен защищать свой народ. И как бы я ни сгорал от желания, а интересы волков, всегда стоят на первом месте. Владыка никогда не принадлежит себе. И это остается неизменным.
Я оставил охрану. Приказал верным людям глаз с нее не спускать, ходить тенью и контролировать каждый ее шаг. Чтобы волос не упал с головы моей маленькой девы.
Еще та страшная женщина — ее мать. Удивляюсь, как такое существо могло породить Бадрию. Пути судьбы поистине непредсказуемы. Я бы и ранее никогда не принял ее во дворце, если бы не слезные мольбы Бурхана. Слишком многим я обязан провидцу. Уступил его просьбам, позволив Зухре остаться. Теперь сожалею. Вернусь, и немедля вышлю их вон. Чтобы не было угроз для моей маленькой девы. Вот только когда я вернусь? Бой обещает быть долгим. У врагов появляется все новое и новое оружие. Брат наступает, словно откуда-то черпает новые силы.
Глава 32
— Фу… ну и вонища, — восклицает Рияда.
— Естественный запах чувырлы, — шипит мама.
Раздается приглушенный смех. Им очень весело. А я не верю, что эта женщина меня родила. Как она может? Я уже вроде бы и раньше осознала, что у матери ко мне жуткая неприязнь, скорее даже ненависть. Но до конца сложно подобное принять. И вот последний самый болезненный моральный удар.
Меня куда-то толкают. Пробую сопротивляться, откатиться в сторону, но разве мне с ними справиться. А потом полет вниз
