а он ответил, что если я дурень, то не надо так и про других думать. И потребовал дать тебе шанс. Я дал. Я не мог ему отказать.
…Дерри и тогда уже был болен.
Наверное, поэтому и спешил.
Егерей учат, но это процесс небыстрый. Сперва старшие рассказывают про драконов и пещеры, заставляют зубрить карты, потому как нет ничего смешнее егеря, который заблудился на участке.
Водят по старым норам. Дают трогать гнезда.
Знакомят со старшими. Помню, когда Лютый склонился надо мной, разглядывая желтыми, будто из янтаря выточенными глазищами, я мысленно попрощалась с жизнью.
А он почувствовал мой страх и вздохнул.
Он не любил пугать детей, даже человеческих.
Будь Дерри здоров, меня бы не подпустили к драконам до девятнадцати, а то и до двадцати одного. Но Дерри был болен. И болезнь сжирала его изнутри, заставляя торопиться. Поэтому он и уступил старшинство Оллгриму. А тот принял.
– Признаю, я ошибся. Ты стала своей. И ты поймешь то, что я собираюсь сказать. Они хотят разрешить охоту.
– Что?
– Охоту на драконов, – уточнил Оллгрим, будто это нуждалось в уточнении. – Лет десять назад начались разговоры, что их стало много. Здешняя популяция никогда не превышала пару сотен голов, а сейчас драконов больше тысячи. И это действительно много.
Да. Наверное. Никогда не думала.
То есть думала, но о том, что поголовье стада, которое держит заповедник, пора бы увеличить. Вдвое. Или втрое. Драконы не голодают, но это пока. В нынешнем году только на моем участке строят три новых гнезда. А если прибавить сеголеток и молодняк, который собрался за прошлые годы, и еще тех, кто появится на свет. И тех, кто на этом свете уже не один десяток лет обретается.
– Драконы живут долго. Изумруду было за сотню, да и то ушел он отнюдь не из-за слабости. Просто… время пришло.
Я знаю. Но думать о том тяжело.
– У нас два выхода, – продолжил Оллгрим. – Или расширяться, разводить больше коров с овцами, но под это нужны пастбища, а откуда их взять? Все, что в горах, мы освоили. Остается город или пустыня. А сама понимаешь, в пустыне какие коровы?
– Или… – тихо продолжила я, уже понимая, что услышу.
– Или сокращать поголовье. В Китае охота разрешена. Всегда была разрешена, но исключительно с одобрения императора. И подобное одобрение стоит дорого…
Лютый, скользнув над волнами, поднялся в небо. И стая пошла за ним. Драконы купались в лучах солнца, переливаясь всеми оттенками радуги. Их тени ложились на воду.
– Вот и у нас нашлись умники, которые решили, что неплохо бы пополнить бюджет за счет выдачи лицензий.
Ерунда какая. Нет. Безумие. Охотиться на драконов? Это… это даже в голове не укладывается.
– Часть денег обещают отдать заповеднику…
– Радость какая. – Кулаки сжались. И кто ж это умный такой?
– Проект готов. И даже подавался в сенат… несколько раз. Однако одобрения не получил. У Эшби серьезные друзья.
У Ника?
Или он про его отца? Того, кто разъезжал на черном «кадиллаке» и приносил мятные карамельки как утешение после микстуры.
– Эшби – старая семья, интересы которой весьма обширны. И очень богатая семья. Настолько богатая, что самим этим богатством занимаются специально нанятые люди, а Эшби делают то, что нравится им самим.
Хорошо, наверное.
Или нехорошо?
Если подумать, то Ника никогда не волновал вопрос денег. С другой стороны, и меня не волновал вопрос его денег.
– Опять же, договор с айоха существует. И Эшби – его живой гарант. Во всяком случае, пока жив кто-то из них, правительство ничего не может сделать. Точнее, может… и делает. За последние десять лет наше финансирование сократили вчетверо. Добавь инфляцию. Прибавь кое-какие добровольные пожертвования и то, что платит институт. Нам просто не на что расширяться. В последнее время дополнительный скот мы закупаем на то, что дает Эшби.
– И если его не станет…
– Не станет и этих денег.
А с ними скота, который нужен, потому что драконов и вправду много и на коров они охотятся с немалым энтузиазмом, особенно молодняк.
Не будет коров – море всех не прокормит, и нам придется выбирать. Дать драконам умереть с голоду или… разрешить охоту?!
– А… как же мы тогда?
Драконы не простят предательства. Они долго живут бок о бок с людьми, настолько долго, что давно уже перестали нас бояться. Да и видят ту пользу, которую мы приносим. Но если человек убьет дракона…
– Там считают, что популяция достигла того уровня самовосстановления, что… забота о ней тоже излишня. И да, половина фонда зарплаты – это деньги Эшби.
Чудесно.
А драконы улетели, хорошо, если к морю. Но моря и вправду недостаточно. Оно богато… было. Пока не пришли люди и не поставили перерабатывающие заводы. Пока китобои не истребили почти всех китов, оставив лишь, пожалуй, косаток, слишком умных, чтобы вот так позволить от себя избавиться.
Крупная рыба ушла.
А ту мелочь, что осталась, Лютый просто не выловит.
И что им делать?
– А они понимают, что драконы будут искать еду и что, возможно, найдут куда ближе, чем им представляется?
В лучшем случае будут разорять фермерские хозяйства, возродив позабытую уже войну, где хватило места и ядам, и гарпунам, и ловчим ямам, в которых ломались крылья. В худшем… человек – тоже мясо. И стоит одному попробовать…
Они умные. Они догадаются. Нет, не сейчас, когда голод их не мучит, но потом, когда те, кто еще недавно заботился, вдруг окажутся бессильны.
– А Ник… знает?
– Знает. И говорит, что, пока он жив, бояться нечего.
Пока. Он. Жив.
Так себе гарантия. Мне вдруг вспомнилась буря. И старый дом, где пол пел о давних славных временах. Зои с ее неспособностью пошевелиться. И ненависть в глазах ее матери. А еще слова моей собственной матери о том, что Эшби больше не нужен городу.
Эшби городу мешает.
– А еще сказал, что у него есть доверитель. И даже его смерть мало на что повлияет. Но я знаю, что и здесь он ошибается. Смотря кем его сделают.
Сделают?
– Что ты знаешь?
– Больше, чем хотел бы, – Оллгрим огляделся и поморщился. – Когда… Чучельник впервые появился, то наделал много шуму. Знаешь, его прозвали сперва Убийцей, который знает толк в искусстве. Но это слишком длинно. Ник вернулся незадолго до первого случая. Только-только окончил учебу. Хирург… все знали, что он собирается уехать, его ждали в Нью-Йорке. И он уехал, но потом вновь вернулся, чтобы остаться навсегда. Почему?
– Ник не убийца.
– Я рад, что ты уверена в этом.
