заводской проходной стоял толстый лысый мужичок в усах, стоял и плакал. Три минуты назад он, еще счастливый, ехал в грузовом лифте на этаж в кабинет начальника цеха, а сейчас, тля да без работы, жевал носовые платки, один за другим.
Палящее майское солнце вскоре совсем высушило его слезы, а он, как ни старался, плакать вновь не мог.
– Глупое солнце! Жарко, очень жарко и скудно! – заныл толстяк, его белая рубашка стала промокать от пота, а затем стремительно сохнуть от солнца. – Пыль в глаза лезет, – продолжал он, тяжело дыша и сопя. – Шум от проезжающих машин бьет по ушам. Кошмарно! Какое же я ничтожество, даже погода так велит.
Постоял он так, подумал, чем еще пожаловаться, да стал снова жевать носовые платки. Вдруг за нос его защекотал зеленый запах. – Откуда это дурно так несет!– вскипел толстяк, зашевелив усами – Вот еще незадача! Мало увольнения тебе, что ли, Господи!– показал он кулаком на солнце.
Солнце вместо ответа блеснуло прямо на соседний через дорогу тротуар, на котором стояла и грелась синяя тоненькая, но фигуристая как ваза под окурки, барышня, а струйка зеленого запаха элегантно сочилась сквозь редкий как лес на воде поток машин к мужичку у проходной. – Эй-эй, незадача! Из рекламы духов, чудовище, видимо!
Он, было, отвернулся и забыл про барышню, стал нашептывать круги про начальника цеха и несправедливость за долгие года службы охранником узких кладовых, но запах все сбивал его с волны самобичевания и тянул к себе. Минутами погодя, толстяк уже рассматривал барышню как голое тело в восковом музее. – А шейка у нее ничего! Как у моей первой учительницы, шейка-то.
А чтобы запах не мешал, толстяк сунул носовые платки в ноздри, в нос. – Вот бы с ней узнакомиться! – замечтал толстяк и тут же остепенился. – Только эти, такие вот, Клары Тимофеевны, не заведут разговор с таким, как я. Посмотреть вот на мое пузо! Ужасное пузо! Из-за него я уже сто лет не видывал кончика своего кроссовка. Эх, бедный я, бедный. Безработная муха, утомительно бьющаяся в стекло и то больше пользы научному обществу приносит! Эх!
Еще несколько платков он застарался в рот засунуть да пожевать, но они не жевались, не суясь. То и дело толстяк пытался пробормотать что-то про полуденный зной, про мелкие проникающие мимо автомашины, но все мысли у него стали ведомы барышней. Тут он заметил, что и платков уже в ноздрях нет, и что запах стал не просто привычным, зеленым, а очень даже приятным, зеленым. И на момент, да на следующий момент, он взял, да и поверил вдруг в свои силы.
Решился толстяк и что есть мочи стал вдыхать пары зеленого. Барышня напротив зашевелилась, проснулась от отогревания и неудобно для себя сонно заклевала: «Что происходит? Куда… Kaк?»
Не по воле своей, а по толстяка воле, барышня засеменила через проезжую часть, а толстяк вдыхал-вдыхал, сопел, плевался слюнями, которые тут же в воздухе испарялись восвояси. Пот шел с него градом, рожа его покраснела.
Ни с того ни с сего, редкий автомобиль ворвался в дорогу, засигналил панически. Толстяк остановился вдыхать и понял, что авто несется в барышню. Он опешил, что есть мочи неуклюже поскакал, дрыгая пузом, но успел и автомобиль врезался в него. – Oй, – пискнул толстяк и посмотрел на ошарашенную барышню, скромно размещенную неподалеку от аварийного автомобиля. – Я акробат, – заулыбался толстяк барышне. Она заулыбалась в ответ: «Вы спасли меня!»
Из авто выбежал атлетического искусства парень и стал помогать барышне подняться, с придыханием спрашиваясь о ее самочувствии. – Нет! – завопил толстяк. – Ты не будешь антагонистом, нет!
Парень удивленно отошел назад, сел в авто, через раскорячки завелся, уехал на вокзал, снял последние деньги с банкомата, выпил чашку чая, уехал в столицу, заказал самый дорогой номер в отеле, одел халат, разрисовал лицо помадой и повесился.
Teм временем, барышня уже поднялась и стала разглядывать своего героя. – Вы меня прямо поразили, ваша светлость.
Толстяк зашевелил уже седыми усами, застеснялся и зашаркал ножкой по асфальту.
– Обнимемся? – замямлил он.
Барышня отодвинулась. – Я бы с радостью, мой герой, но вы… вы такой акробат.
Она стала чертить круги пальцем вокруг его пуза. Только услышав это, толстяк решил: «А почему бы, собственно, и нет? Жены у него не было с начальной школы, с работы любимой уволили, тем более он сможет отныне защищать свое перфектум сокровище от атлетов своими акробатическими ужимками». И он нагло схватил барышню и обнял. В руках его барышня стала хихикать от щекотки, как сквозь масло, она стала просачиваться сквозь пузо толстяка, пока ее голова не оказалась на одном уровне с его головой. А она, собственно, не оказалась в его теле.
И тут же голова барышня нахмурилась: – Глупое солнце! Жарко, очень жарко и скудно! Пыль в глаза лезет, шум от проезжающей вдалеке автострады бьет по ушам. Кошмарно!
Голова толстяка ее перебила. – Дорогая, давай отведаем сладких вафель! Тут неподалеку есть прекрасная столовая!
– Давай, – успокоилась голова барышни и нащупала где-то внутри носовые платки.
Прошел тот месяц, когда утки в городском пруду выходили на берег и крякали на прохожих, а иногда отрывали от себя ломоть перьев, стряпали ком и бросали в тех же прохожих. Тётя на работу пришла раньше на полчаса и теперь сидела, беззаботно замерзая, в полудреме на скамье возле ярко-серого сарая с выцветшим кирпичным словом «Оборудование». Мимо проходило, видимо опаздывая на небо и в спешке насвистывая, облако и нечаянно лягнуло Тётю за подбородок, отчего Тётя заёрзала и громко чихнула. Сама испугалась и испугала рядом сидящего мило похрапывающего накануне начальника с огромным золотым ключиком в руках.
– Опоздание! – радостно захихикал начальник. – На моих часах, Тётенька, ровно девять ноль пять! А что это значит? – Это значит…, – подхватила его Тётя, – Это значит, что смена моя кончится в пять ноль пять, а не в пять.
– Да-а-а, – заулыбался начальник.
Тётя вздохнула и отобрала у начальника золотой ключик. Перекинула свою черную сумку через правый толстый бок и увидела у пруда стаю лысеньких девочек, играющих друг с другом в балет. У нее заурчало в животе.
– Волосы привезти должны сегодня, – заметив девочек, сказал начальник. – Тебе на новую метлу как раз.
– И на старой еще остались волосы, – ответила Тётя. – Куда мне новую?
Она открыла ключиком сарай, и оттуда выбежали ярко-желтые лучи, заполняя все вокруг. – Эт-то что? – удивилась Тётя.
– А-а-а, это новые ведра ночью привезли! Уборщице в здание. Новые-то.
– А чего эти ведра
