моего прямого, явного и квалифицированного согласия?
К уже упомянутому выражению лица добавилось очевидное сомнение, и сомневались, судя по всему, уже во мне самом.
- Так вот же оно, - товарищ Валуев открыл пластиковую папку, и без особого труда извлек на белый свет типовой формуляр, до крайности похожий на тот, что я сегодня уже подписывал. - Вот оно, - повторил он, - Ваше согласие!
В самой нижней части желтоватого бумажного листа, под двумя таблицами и несколькими абзацами убористого текста, красовалась дата прошлого визита к душетерапевту, а также выполненная очень знакомой рукой размашистая подпись: «prof. Hamletsson».
Глава 26. Безопасность и иллюзия безопасности
Ничего особенного, кстати, не случилось.
После натуральной эпидемии падений в Яму и некоторых других серийных инцидентов (которые, кстати, тоже будто отрезало, хотя в их отношении особые меры принять просто не успели), поломка стрелы большого крана выглядела досадным недоразумением. Оказался плохо закреплен самый дальний сегмент – он и рухнул, никого, по счастью не задев и даже больше ничего не сломав.
Сегмент вернули на место, кран починили, работа продолжилась в режиме настолько штатном, что это, от противного, вызывало даже некоторые подозрения. Я, профессор Амлетссон, никогда не был особо суеверен, но и критический метод познания не помешал мне ждать очередного сомнительного подарка судьбы с некоторым даже содроганием.
Подарок явился на седьмой день. Был он самоходен, прям и мускулист, обладал мужественно обветренным лицом настоящего хомо сапиенс сапиенс и, теоретически, записью в служебном удостоверении. Запись должна была гласить, что предъявитель сего является старшим лейтенантом государственной безопасности Союза ССР.
К этому моменту я уже худо-бедно разобрался в стройной, но до крайности запутанной, системе взаимоотношений между представителями разных советских силовых ведомств – и даже сотрудниками одного и того же ведомства, так что последовавшие события поставили меня, натурально, в когнитивный тупик. Например, решительно непонятно было, почему никак не проявил себя начальник первого отдела – а ведь он точно такой же государственный полицейский, что и вновь прибывший старший лейтенант, и чину, а значит, и полномочий более изрядного... Впрочем, все по порядку.
В этот день, а был он понедельником, работа спорилась просто замечательным образом: я как-то вдруг закончил перерасчет «с магии на технику», и сейчас почти бездельничал, делая вид, что перепроверяю сложные цифры. На самом деле я, конечно, в основном наблюдал творящуюся на рабочей площадке деловую суету: для продолжения работы мне требовалось некоторое вдохновение, и именно им я старался сейчас напитать собственную ментальную сферу.
Дверь в вагончик, ставший моим офисом, не была заперта. Более того, она даже закрыта не была: прямо с утра перестала работать вентиляция, и становилось душновато. Мне же, уроженцу суровых северных просторов, переносить духоту удавалось еще хуже, чем большинству тех, кто на нее постоянно жалуется – даже несмотря на то, что всю жизнь провел в довольно небольших помещениях.
Дверь не была закрыта, но в нее все равно постучались – уверенно, твердо, с явственно ощущаемым осознанием своей правоты и права на ее, правоты, реализацию.
Я отложил грифельный карандаш, которым последние полчаса выводил мелкие каракули на листе бумаги. Получавшиеся как бы символы не означали ровным счетом ничего, не несли в себе никакой системы, но я все равно старался выстраивать их в подобие строк. Некий профессор будто заранее готовился оправдываться: мало ли, занесет кого нелегкая, всегда можно будет соврать о том, что значки эти – какая-нибудь особенная северная стенография.
- Разрешите войти? - поинтересовались от двери голосом суровым и мужественным. Я, наконец, соизволил повернуть морду в сторону звука, и разглядел, на фоне темного провала входа, старшего лейтенанта госбезопасности – того самого, чье появление на Проекте страшно заинтересовало сплетников и сплетниц.
- Входите! - ответил я. - Входите и присаживайтесь.
Руки вошедший, что характерно, не подал. Вместо этого он стремительным слитным движением извлек из кармана заветные «корочки» служебного удостоверения, раскрыл их перед моим носом, и, не дав ничего толком рассмотреть, так же стремительно убрал документ обратно в карман. Садиться на предложенный табурет он не стал тоже, предпочтя, вместо этого, упереться руками в стол и как бы нависнуть над сидящим мной.
Представляться вновь вошедший тоже посчитал излишним, и я немедленно озверел.
Виду, правда, я не подал, но Пес мой внутренний был выпущен из внутренней эфирной клетки, и сейчас уже бегал по ментальной сфере, радуясь возможности размять иллюзорные лапы в предвкушении возможной драки. Возможно, и не стоило затевать конфликт на ровном месте, но я уже был в курсе, что всемогущество кей-джи-би крайне редко распространяется на рядовых исполнителей воли этой жуткой организации. Кроме того, профессор Амлетссон, что называется, поймал кураж и собирался спустить на хамоватого полицейского всех доступных собак.
- Я Вас внимательно слушаю. Да, а Вы, собственно, кто? - я постарался произнести эти слова максимально нейтральным тоном, по опыту зная о двух важных моментах: во-первых, именно такое поведение почему-то страшно бесит излишне возомнивших о себе государственных служащих, и, во-вторых, в случае аудиофиксации разговора потом можно заявлять, что лично я вел себя предельно корректно.
Хам немного покраснел лицом и выход на конфликт поддержал.
- Не паясничай, профессор! - заявил старший лейтенант. - Ты не в том положении, чтобы...
- Видимо, мой советский еще не настолько хорош, - сообщил я как бы себе самому, приглушенным тоном и в пустоту, и, уже обращаясь к вторженцу: - Повторю вопрос: кто Вы такой?
- Ты отлично знаешь, кто я! - продолжил хамить нежданный гость. - Щас догавкаешься, поговорим в другом месте! - он с размаху опустил кулак на свободный участок стола. Получилось не очень внушительно: стол у меня металлический, и отлично закреплен на всех четырех точках, поэтому ни грохота удара, ни подпрыгивания мебели не вышло. Вообще никакого эффекта, разве что комический.
Я встал во весь свой рост, оказавшись, кстати, выше, чем хамоватый сотрудник органов.
- Сообщаю для протокола, - обратился я к невидимому собеседнику. - Находясь на рабочем месте, выполняя должностные обязанности, подвергся вторжению со стороны неустановленного гражданского лица. Лицо отказалось назвать себя и сообщить о цели визита. Зафиксировано проявление видового расизма, выраженного вербально.
Мой собеседник окаменел – конечно, не буквально, поскольку троллей крови в нем сходу не
