не выскользнула из моих рук. Пришлось дернуть за ее роскошную шевелюру. Перовская, исступленно дергаясь на диване, оттолкнулась ногами от стены и попыталась ударить меня в лицо. Но промазала.
Зато я крепко обхватил ее за шею.
— Веди себя тихо.
Девица издала томный вздох.
— Что, Соколов, любишь пожестче?
И расхохоталась. Безумно, заливисто. Словно все это было для нее какой-то причудливой игрой. Вот уж воистину лишь один бог знал, что творилось в голове у этой девки.
— Тихо, я сказал.
Она еще немного вяло посопротивлялась, но чем сильнее я продавливал ее ментальные щиты, тем меньше сил у нее оставалось. Наконец Перовская совсем обмякла и расслабила шею, а я смог соединить свое сознание с ее и влез в чужие воспоминания.
Да уж, дорогуша… Как у нее печень выдерживала посещать столько вечеринок за неделю?
Передо мной проносились обрывки всевозможных приемов, раутов, богемных попоек. Рекой лилось шампанское и сладкие ликеры, сквозь дым кальянов и сигар мелькали разодетые молодые люди… Возвращения домой под утро и поздние подъемы в обед, салоны красоты и магазины тряпья.
Бог ты мой, Марианна, было ли в твоей жизни что-нибудь, кроме этих отчаянных скачек по светским раутам и бесконечной пустоты в душе? Как ты не смогла до сих пор понять, что не сможешь растворить свое горе в этой бессмысленной череде легкомысленных развлечений?
Редкий случай для одаренной — но она даже не стремилась использовать свою силу. Да и к чему с таким образом жизни ей был лекарский дар… Зато становилось понятнее, почему Аспида, если это была она, выбрала Перовскую своим агентом по мелким пакостям. Деньги, куча свободного времени, жажда мести и одиночество.
Чем больше я смотрел, тем более жалкая картина представала перед глазами. Девчонка просто уничтожала себя, нигде не находила себе места — ни среди богемы, ни на светских раутах, ни в пыльных гостиных родовитых семейств. Ее родовое имение находилось в Кракове, у семьи был большой особняк в Москве — казалось бы, вернись домой, приди в себя, отпусти прошлое… Но Марианна предпочла остаться на лето в Петрополе. Угробила целый сезон ради слежки за мной.
Раньше, зная Перовскую лишь как прожженную стерву, мне даже было трудно поверить в ее высокие и искренние чувства к Забелло. Но оказалось, что и сволочи умели любить. Память девушки выдала мне настолько возвышенную романтику, почти шекспировскую, что на фоне этой истории любви даже наши высокие чувства с Ирэн казались приземленными.
Вот оно, однако, как бывает…
Я копнул глубже и обнаружил рукотворную защиту на воспоминаниях — кто-то скрыл разговоры обо мне и тайную работу Перовской под слоем бессмысленных прогулок. Но я уже умел отличать мороки от настоящих осколков памяти. Осторожно, словно пинцетом, я снимал тонкую, но крепкую пленочку наваждения, открывая то, за чем пришел.
Перовская застонала.
— Больно…
— Потерпи, дорогуша. А с тобой и правда работали. И работали хорошо.
Девушка жалобно захныкала, лицо исказилось в капризной гримасе.
— Прекрати… Пожалуйста. Это…
Умолять было поздно — я уже начал снимать защиту. Прерваться сейчас — значит, спутать ей воспоминания и создать кучу проблем менталистам из Отделения. Лучше уж довести дело до конца, чтобы потом не огребать от Корфа за испорченный разум и смешанные образы. Так что терпи, милая. Все же во многом ты сама виновата.
— Так… Пошло… Скоро закончу.
Перовская уже не отвечала — просто молча лила слезы и тихонько всхлипывала.
Я перебирал обрывки памяти, словно старые открытки. Вот встреча в баре, о которой она рассказала. Читать пьяные воспоминания было мало приятного — меня самого слегка затошнило и голова закружилась. Но вот я увидел силуэт человека, подсевшего за столик Марианны.
И правда знакомый образ. Я тоже его где-то видел. Но давно…
А когда он заговорил в ее воспоминаниях, меня словно молнией прошило.
Зуров! Павел Антиохович Зуров. Советник ректора по вопросам Вступительных испытаний. Тот самый человек, который работал с Корфом и вроде как сливал ему информацию об Аудиториуме. Тот, чей образ Аня Грасс считала во время сеанса психометрии.
Значит, Зуров точно был связан с Аспидой. Уже второе попадание.
— Вот же черт, — выдохнул я и полез дальше.
Зуров — это хорошо. В смысле плохо, но хорошо, что я получил еще одно доказательство его причастности к делам Аспиды. Теперь можно смело сдавать его с потрохами Корфу, и тот сможет наконец-то его задержать и допросить.
Но сейчас была более насущная проблема — пленки, фотографии, защита репутации семьи. Информация о поставках из Финляндии не должна была дойти до газетчиков.
Сосредоточившись, я просмотрел остальные воспоминания — Перовская получала записки с заданиями, пакет с артефактом слежения и инструкцию. Теперь ясно, как она могла получать задания, находясь в стенах Аудиториума — видимо, Зуров передавал ей все необходимое в моменты своих визитов на Каменный остров.
Так, с этим более-менее разобрались, остальное вытащат штатные менталисты.
Теперь фотографии.
Давай, милая, покажи… Покажи, кто твой помощник.
Я спешно пролистывал воспоминания со всякой “бытовухой” — слуг Марианна держала немного, зато личным секретарем успела обзавестись. Симпатичная гречанка Касси Пападопулу. Не одаренная Благодатью, зато милым личиком и роскошной задницей природа ее наделила от души.
Касси… Кася… Кассиопея? Неважно.
Секретарша следила за делами Марианны в ее отсутствие, помогала, когда та бывала в особняке. Служила уже больше года, и, судя по всему, госпожа была ею довольна. Я пролистал много шелухи, обсуждения бытовых вопросов, писем, приглашений… Батюшки, да они, кажется, были не просто подругами. Иначе чем объяснить столь частые пробуждения в одной постели?
— Ну Марианна, ну ты даешь! Да ты весьма вольно интерпретируешь ролевую модель “слуга-госпожа”… Хоть святых выноси.
— Не смей… — прохрипела Перовская и, собрав силы, попыталась вырваться. — Не смей ее трогать! Убью!
Значит, Кася Попадопулу. Судя по всему, секретарша проживала непосредственно в доме Перовских. И более доверенного лица я в памяти нашей пленницы не нашел…
Но хуже всего было то, что даже сама Перовская не знала, куда ее секретарша спрятала негативы и фотографии. Марианна просто отдала ей пакет и предупредила разослать его в газеты, если она не свяжется с ней до шести вечера.
Я взглянул на часы. Пять тридцать.
Дерьмо!
Что ж, нанесем знойной гречанке визит вежливости.
— Она ни при чем! — взвизгнула Перовская, когда я осторожно вышел из ее памяти. — Она… Она просто…
— Спокойно, — ответил я и быстро сотворил сонное заклинание. — Сладких снов.
Марианна отключилась, не успев договорить — на ее ослабленное чтением памяти сознание “снотворное” подействовало мгновенно. Осторожно уложив девушку на диван,
