спрашивающий и замешкался, отдать ли честь.
На лице военных отразилась растерянность. «Спутали меня с кем-то», — понял Павлуха и уже хотел, было, отмазаться, что не он это. Но тут оживился второй верховой.
— Ваше высокоблагородие, вы нас не признали? Это я, капитан Орешкин, а это поручик Сотников. Мы за вами в Чернозерье выехали. Супруга ваша сказала, что вы у дворян Ненароковых гостите.
Пашка опешил от неожиданности. «Кто они? Посланники Пересвета, замаскированные под военных того времени? Или меня всё же перепутали с кем-то из местных? Не мог же я, сука, в кого-то вселиться здесь!», — провёл он снова аналогии с книгами про попаданцев. «Ну её на фиг, не может такого быть!» Мозг лихорадочно заработал, что бы ответить, просчитывая варианты. «Похоже, отмазываться нельзя, надо соглашаться, а дальше будем разбираться. Главное, ни на чём не проколоться». Он бодро ответил: «Как же, Орешкин, конечно, узнал. Правда, не сразу. Не думал, что вы меня тут разыскивать будете. А что случилось?» — перешёл Павлуха в контратаку, стараясь узнать больше информации.
— Его императорское величество назначил Виленским генерал-губернатором Михаила Николаевича Муравьёва.[1] И тот взял усмирение бунтующей Польши[2] в свои жёсткие руки, затребовав несколько полков в помощь уже действующим, чтобы обуздать проклятых шляхтичей. И наших улан велено перебросить под Вильно. А как же мы без вас, Павел Евгеньевич. Негоже воинам без своего полковника отправляться в поход. И генерал-губернатор срочно затребовал вас из отпуска. Вот и письмо за его подписью, — Орешкин полез за пазуху. — Прошу ознакомиться, — протянул он запечатанный красным сургучом конверт.
Павел, ошарашенный и растерянный услышанным, взял письмо. Покрутил его в руках, сломал печать и вынул содержимое. На гербовой бумаге, за личной подписью командующего войсками генерал-губернатора Муравьёва М.Н., было написано предписание. «По прочтении сей депеши следует немедля отправиться в расположение своего Смоленского уланского Е.И.В. Наследника Цесаревича полка, принять командование и в кратчайшие сроки прибыть под Вильно в распоряжение генерал-губернатора».
Павлик выпал в осадок, причём весь, до основания. «Его перепутали с полковником уланского полка! Сука, это, вообще, кто они такие?» Если про гусар, драгун и казаков он ещё слышал и видел, то вот кто эти уланы и чем они отличаются от тех же гусар, он понятия не имел. Все его знания о них начинались и заканчивались четверостишием из поэмы М.Ю. Лермонтова «Бородино», которую они учили в школе ещё в советское время. «Ну, ж был денёк! Сквозь дым летучий французы двинулись, как тучи. И всё на наш редут. Уланы с пёстрыми значками, драгуны с конскими хвостами. Все промелькнули перед нами, все побывали тут». «Всё, финиш! Больше он про них ничего не слышал. Даже случайно по ходу своего хобби ни разу не сталкивался. И, честно говоря, думал, что это французский или, на худой конец, какой-нибудь польский род войск. Так ведь нет, они, оказывается, и в России были. И мало того, он теперь может стать их полковником! Сука, не рядовым солдатом, а его скудные знания подсказывали ему, что это конный род войск, а полковником! Он, который и на лошади-то сидел только один раз у деда в деревне.
Ещё мальцом попробовал прокатиться верхом. И, как и следовало ожидать, хряпнулся прямо в кучу навоза во дворе. Хорошо хоть руки, ноги тогда не поломал. А теперь он целый полковник. Он, кто и в армии-то не служил, спасибо родителям, отмазали в своё время. Вот это, сука, подфартило!» — никак не мог успокоиться Пашка. «Вот это влип. А теперь ещё и на подавление бунта отправляют. Интересно, где сейчас ныкается его полный однофамилец и, судя по всему, однояйцевый близнец? Если только это не предок мой какой-нибудь дальний... Кстати», — мысли сами собой на пару секунд переключились на коммерческую составляющую, — «а сколько эта депеша в моём современном мире может стоить? Бумага-то новёхонькая, прямо хрустит. Жаль, что продать не получится», — печальные нотки отразили быстро меняющееся настроение. «Так, ладно, не до этого сейчас. Что-то нужно отвечать этим ребятам.
Интересно, а если я сейчас в отказ пойду, мол, я не я и лошадь, то есть бумага, не мне предназначается. Что у них в этом времени бывает за обман должностных лиц? Может, вообще, дезертирство припишут? Думай скорее», — приказал он мысленно сам себе.
Пауза затягивалась. Лошади понуро топтались на одном месте, норовя понюхать или просто сунуть морду поближе к Павлу. Всадники тоже насторожились. «Была, не была», — решился Пашка.
— Ну, раз командующий приказывает, следует подчиняться, — изобразил он на лице улыбку. — Я к вашим услугам, господа.
Военные облегчённо выдохнули. Они, казалось, что-то подозревали или боялись, что их командир откажется выполнять предписание.
— Ваше высокоблагородие, а почему вы в таком виде и без коня? — осмелился спросить тот, кого назвали поручиком.
Павлуха уже был морально готов к таким вопросам и ответил почти сразу.
— Никогда не играй в карты, Сотников, особенно с сильным игроком. Ибо велика возможность продуть всё до нитки. А карточный долг — долг чести. Русский офицер не может уронить свою честь, проигранное надо отдавать. — И пояснил, — Старику Ненарокову в вист всё проиграл. Вплоть до портков. Аж домой не в чем идти. Так тот смиловался и шутки ради у дворни своей одежу забрал и мне всучил. На, мол, срам прикрой.
— Суровый он человек, — усмехнулся Орешкин.
— Что поделаешь, старая закваска, — согласился Павел, умело играя свою роль. — Теперь вот пешком и непонятно в чём бреду домой. Там переоденусь. Заодно урок мне будет грешному.
— Ну, садитесь тогда на мою лошадь сзади, — предложил Орешкин. — Довезём вас до Выглядовки, там уже и на свою пересядете.
Павлик с ужасом услышал подобное предложение. Вся его игра могла тогда тотчас раскрыться. Загремит он с неё, как пить дать. А какой он боевой офицер, полковник, если на коне скакать не умеет. Павлуха деланно вздохнул.
— Видишь ли, капитан, какая тут закавыка будет. Намедни у Ненарокова, по его просьбе, объезжал нового жеребца. Да под градусом был немного. А он, сволочь, в смысле, жеребец, шибко резвый оказался. Возьми, да и скинь меня наземь. Спиной я хорошо так приложился, боюсь, что верховая езда на некоторое время не для меня. Хоть заново учись потихоньку, так всё болит.
— Эка вас угораздило, — с сожалением проговорили оба военных. — Как же тогда быть?
— Ну, положим, если ты мне
