дорогая резная шкатулка, украшенная эмалью.
— А вон там что за река протекает?
За городом, охватывая высокий мыс Кремля, от основной реки, Таза, отходила еще одна, поуже, скрывавшаяся в зелени тайги.
— Это Осетровка, — произнес из-за спины священник неожиданно уважительным голосом, — Именно на ее берегах род Осетровских стал боярами. От нее название и получил.
Неожиданно. Не Мангазейских, не Тазовских, не как-нибудь еще. Значит — не просто так. Видимо, именно на ее берегах основоположник рода и нашел Источник. И если моя мысль окажется неверной, и Источник спрятан все же не в церкви — нужно будет искать на берегах этой речушки.
* * *
Разумеется, за время путешествия мы попробовали надеть на Настю Изумрудный венец, просто чтобы посмотреть, что увидит в нем не обычный человек, а природная ведьма.
Разумеется, результата мы не получили.
Источники все же не растут повсюду, как грибы — да и грибы повсюду не растут — так что обнаружить его именно там, где мы надели венец, было бы зряшной надеждой. К сожалению, венец не указывал направление на искомое, как я втайне надеялся. Настя в нем увидела ровно то же, что и я — в радиусе метров ста все стало черно-белым, полупрозрачным, даже люди. Одежда, видимо, тоже становилась полупрозрачной, потому что при взгляде на меня девушка отчаянно покраснела и потом категорически запретила мне надевать венец в присутствии кого бы то ни было. На сто метров — мир теней, а дальше — непроницаемая стена туман. В общем, возможности ясны — если ты подойдешь к Источнику на расстояние ближе ста метров, то ты его увидишь. Если нет — то нет. Возможно, Источник будет как-то подсвечиваться, чтобы отличать его от простого камня, предмета или как там Источники выглядят. Возможно. Выясним на месте.
Одна проблема — по моей мысли Источник спрятан в церкви. Обоснованных причин так полагать у меня нет, назовем это сыскной интуицией. Но, как мне кажется, навряд ли священник позволит прийти в церковь целой толпе, да еще примерять какой-то венец. Особенно если он и вправду как-то связан с истребленным родом, возможно — является хранителем Источника. В общем — в церковь придется проникать тайком. А для этого — хотя бы разведать, что там и где.
* * *
Дверь церкви была не заперта, то ли днем она не запиралась, то ли в принципе… хотя, нет — ушки для навесного замка на ней были. Видимо — если мы пойдем на дело ночью — придется вспоминать то, чему меня учили в Приказе. Не должен здешний замок быть очень уж сложным…
Я перекрестился, входя, и наклонил голову. Внутри храма ничего неожиданного не было — бревенчатые золотистые стены, уходящие вверх, где лился свет из световых окон барабана, иконостас, закрывающий проход к алтарю, иконы на стенах — святые смотрят с них с укоризной — пропитавший всё запах воска и ладана, под ногами тяжелые плахи пола, которые не то, что не скрипят, даже не шелохнутся. Это хорошо — не станут скрипеть, когда мы с девчонками сюда влезем…
Так, окна узки, через них не получится… А что там за дверь в углу? Служебный выход на улицу?
— Вот здесь, — отец Азарий встал перед аналоем и распростер руки, как бы указывая сразу на все, — молились Богу Осетровские. Здесь они крестились, здесь они венчались, здесь их отпевали. Эти стены видели всю жизнь каждого члена рода, слышали их молитвы и исповеди.
Вроде бы, насколько я помню, погибших членов рода похоронили в церкви, похоже, именно в этой. Но где? И как вообще это должно выглядеть?
— Простите, батюшка, — обратился я, — А где погребены члены рода? На родовом кладбище?
Может, в каком-нибудь склепе за церковью?
— Они все — здесь, — несколько торжественно произнес священник, — Здесь, под этими стенами, которые были свидетелями их жизни и дали последний приют после смерти.
Он указал под ноги:
— Они в крипте храма.
* * *
Та дверка в углу оказалась проходом не на улицу, а в крипту — подземелье под церковью. Я решил было, что это что-то вроде подвала, но какой там подвал — погреб бы еще вспомнил… — тут самое натуральное подземелье. Кто, интересно, и сколько времени все это копал?
Длинный коридор, до конца которого свет факела в руке священника не доставал и коридор казался бесконечным. По обе стороны — ниши в рост человека. На дне каждой ниши — гроб, из темного, почти черного дерева, может быть, мореный дуб, может — наложены мощные Слова. В торце каждого гроба — табличка с именем-отчеством и датами рождения и смерти.
Я, ощущая какое-то смятение — и озноб, холодно здесь, пипец — зажег Огненным Словом свой факел и шагнул вперед, молча рассматривая таблички.
Антон Александрович. Родился 9 июня 7090 года. Умер 11 ноября 7155 года…
Василиса Юрьевна. Родилась 21 марта 7097 года. Умерла 11 ноября 7155 года…
Феоктист Александрович. Родился 6 августа 7110 года. Умер 10 ноября 7155 года…
Серафим Александрович. Родился 28 июля 7116 года. Умер 11 ноября 7155 года…
Георгий Александрович. Родился 10 февраля 7123 года. Умер 14 ноября 7155 года…
Ирина Борисовна. Родилась 12 мая 7133 года. Умерла 14 ноября 7155 года…
Ви…
Я замер.
Маленький гробик, как будто на карлика… или на младенца. На нем — табличка.
Викентий Георгиевич. Родился 14 ноября 7155 года. Умер 14 ноября 7155 года.
Родился в мой день рождения. С моим именем.
Это мой гроб.
Я — Осетровский.
К выходу из церкви я шел несколько растерянным. Нет, не потому, что нашел практически стопроцентное подтверждение тому, что я — Викентий из рода Осетровских. Последний из рода. Нет, не поэтому — я и так это знал. Просто… Столько похороненных — и даты смерти практически совпадают. Разбежка в два-три дня. И если вы думаете, что младенец Викентий был в этих гробах единственным ребенком — вы сильно ошибаетесь. Самым младшим ребенком — кроме Викентия — была Мария Феоктистовна, пяти лет.
Я честно пытался сдержать фантазию, но она не поддавалась, упорно рисуя картины того, что происходило в этих краях восемнадцать лет назад.
Ночной город, засыпанный снегом, освещаемый только блеском северного сияния. Огромный, темный дом, практически замок — твердыня Осетровских. И по белым сугробам к этому дому катятся черные волны нападающих. Вот ворота, из тяжелых лиственничных плах, разлетаются в огненном шаре, то ли файербол, запущенный Огненным Словом, то
