с тобой происходит, девочка Бобби?
— Я сплю.
— Это факт, который никто из присутствующих не станет отрицать, — сказал Пеннивайз. — Но где именно ты спишь?
— Я полагаю, в своей кровати.
— А ты в этом уверена, наивная девочка Бобби? Ты помнишь, как вернулась в свою комнату?
— Ну…
Он меня подловил. Я на самом деле не помнила. Вот я стою и прощаюсь с Джеремайей в его кабинете, и вот я уже здесь. А между этим как будто и не было ничего.
— И как такое могло получиться? — спросила я.
— Откуда мне знать, бедная девочка Бобби, я же всего лишь старый жалкий клоун, существующий в твоей голове, и не могу влиять на то, что происходит там. Похоже, ты тоже не можешь, — он мерзко хихикнул. — Допустим, тебя опоили. Опять. Это же не в первый раз случается в твоей жизни, не так ли? Похоже, что ты совершенно не разбираешься ни в вине, ни в мужчинах.
— Мы пили из одной бутылки.
— Но он мог отравить стакан, глупая девочка Бобби. Или мог просто запретить наркотику действовать на него. Он же бог.
Меня охватила не паника и не отчаяние. Безысходность — тоже неправильное слово, но, наверное, оно подходило тут лучше всего. Нет мне покоя ни здесь и ни там.
Или Пеннивайз врет и сам все подстроил, и это такая же иллюзия, как и труп Реджи на кровати, и на самом деле я мирно сплю в своей комнате.
А может быть, и нет.
Так он и действует. Он сеет в моем разуме семена сомнения, а я потом врежу себе сама.
А может быть, и нет.
— Ладно, — сказала я. — Ты почти победил, мой господин. Но, прежде чем я признаю свое окончательное поражение, расскажи мне, как ты умер.
— А разве я умер, пока еще живая девочка Бобби?
— А разве нет?
— Почему ты думаешь, что это знание чем-то тебе поможет?
Я пожала плечами, раз он вернул мне такую возможность.
— Поможет, не поможет, какая разница? Все равно лучше знать, чем не знать.
— Мне нравится твоя бравада, робкая девочка Бобби. Из нее так и сквозит отчаянием.
— Ты велик и страшен, мой господин, — сказала я. — Не сомневаюсь, что раньше ты был еще более велик и страшен, но все же теперь мы оба здесь. Кто тебя сокрушил?
— Мне не нравится эта беседа, тупая девочка Бобби, и я не буду ее продолжать. Хочешь шарик? У меня есть синие и красные, и желтые там внизу. И все они летают…
Наплевать, что там происходит в реальности, подумала я. Даже если я разрулю все проблемы там, проблема здесь никуда не денется и все равно не даст мне покоя. Жить с Пеннивайзом в голове, это все равно, что жить со злокачественной опухолью, пожирающей тебя изнутри. Все равно, что построить свой дом посреди минного поля. Все равно, что купить билеты на «Титаник» и думать, что все обойдется.
От Пеннивайза нужно было избавиться. Он уже каким-то образом склеил ласты в реальности, осталось только вспомнить, каким.
И попытаться повторить тот трюк уже внутри собственного разума. Иначе я его просто лишусь.
Папа.
Это сделал папа. И я там была, и этот эпизод так подействовал на неокрепшую детскую психику, что я до сих пор не могу выкинуть его из головы.
Но я не помнила, как он это сделал. Как вообще можно убить… вот это? Может быть, тут как в сказке, нужен какой-нибудь специальный ритуал? Или особое оружие, которое ему поднесла высунувшаяся из ближайшего озера рука? Выкованный гномами, украшенный эльфами, зачарованный друидами клинок…
Я попыталась представить папу с мечом, но это было нелепо. Он носил линялые джинсы и кожаную куртку, он ездил на пикапе, ну откуда тут взяться мечу?
Но что-то все же было. Я точно это помнила.
И в какой-то момент он подарил эту штуку мне.
***
Мне было явно больше шестнадцати лет, и мы стояли на парковке рядом с главным зданием колледжа, в котором я училась. Был мой день рождения, и он только что подарил мне машину.
Новенький черный «тахо», и мне казалось, что эта штука слишком здоровая для меня.
— Что-то не так? — спросил папа. — Ты выглядишь… неважно.
— Кошмары вернулись, — сказала я. — Таблетки не помогают. Кроме того, когда я их пью, они меня… глушат. Я тупею. Это мешает учебе, а ночью все равно…
— Снова он?
— Да. Мне снится, что на самом деле он жив.
— Это исключено, — сказал папа. — Когда я кого-то убиваю, оно после этого остается мертвым навсегда.
Странно, но тогда эта фраза совершенно не выглядела бахвальством. Это была констатация факта. Человек явно знал, о чем он говорит.
И, несмотря на все обстоятельства, я верила в это даже сейчас.
Правда, теперь я догадывалась, что он не совсем человек.
— Кошмарам этого не объяснишь, — сказала я. — Иногда они становятся слишком реальны.
— Это всего лишь сны, — сказал папа и вытянул правую руку в сторону.
Прямо как в тот раз, о котором я только что вспомнила.
И прямо как в тот раз в его руку прилетел топор. Большой, красный пожарный топор с немного выщербленным лезвием. Тот самый топор.
После стольких-то лет…
Я огляделась по сторонам. Если кто-то из других людей на парковке увидел бы этот фокус, он запомнил бы его на всю жизнь. Это только я все забываю…
— Вот это реальность, — сказал папа. — Возьми.
Я взяла.
— Тяжелый.
— Так весит реальность, — папа улыбнулся. — Пусть он напоминает тебе об этом.
— В смысле?
— Я понимаю, что это не та штуковина, которую принято дарить девочкам на дни рождения, — сказал он. — Но, возможно, он поможет тебе прогнать кошмары.
Папа аккуратно взял топор из моих рук и положил его в багажник моей новой машины.
И на какое-то время кошмары действительно отступили.
А потом я потеряла свой топор.
***
Я подарила Пеннивайзу самую милую улыбку, которую только могла изобразить, и вытянула правую руку в сторону. Как ни странно, здесь, в этом мире сна, она была совершенно здорова, и пальцы слушались меня так же, как и на левой руке.
— И что, по-твоему, ты сейчас делаешь, слабая девочка Бобби? — спросил Пеннивайз.
— Провожу мысленный эксперимент, — сказала я.
Я услышала ответ на свой зов, почувствовала готовность прийти на помощь, но звучала она очень издалека, и путь не обещал быть легким. И тем не менее, я ощутила отклик, и какое-то движение на том конце незримой нити, что связывала меня с
