необычайный стальной с синевой отлив.
Словом, к Ковно Павлуха старался уже ехать самостоятельно верхом впереди отряда, игнорируя удобный вместительный дормез. «Оставалось только более-менее научиться рубить саблей и дело в шляпе», — прикидывал он по дороге к месту дислокации «В гущу боя, конечно, не попру, а так, при случае, чтоб мог отмахнуться».
Ковно обогнули слева и расположились лагерем в ближайшем селе.
— Ляхи, хоть и любят побунтовать, но хозяйственники неплохие, особливо крестьянского рода, — рассуждал рядом едущий Орешкин. — Избы ставят добротные, тёплые. Иные могут по двести лет простоять и не сгниют. Так что сейчас вам, Ваше высокоблагородие, такие хоромы найдём, что там и штаб-квартиру полка можно будет устроить.
Павлуха, играя свою роль, молча снисходительно улыбнулся. И, действительно, поручик Сотников быстро прошвырнулся по частично населённому пункту, нашёл просторный деревянный дом с высоким крыльцом. Капитан первым зашёл в избу оценить внутреннюю обстановку. Оказалось, это был дом ксендза Вильемирского, подавшегося к бунтовщикам. Казаки, когда зачищали село прошлый раз, проворонили одного из главных зачинщиков смуты, и он благополучно ушёл с мятежниками. Сейчас дом пустовал, что было и вовсе сподручно. Можно было как раз организовать тут штаб полка. Орешкин быстро определил пару улан, чтобы они навели порядок в избе. Место было так много, что Павел предложил Остроумову обосноваться на другой половине избы. Так было лучше для координации полка. Уланы проворно внесли личные вещи офицеров, походную казну и другие необходимые полковые принадлежности. Остроумов велел Орешкину заняться расселением солдат и офицеров, а сам сосредоточился на караулах. Словом, все были при своих делах, а Павлу только оставалось наблюдать за слаженной работой.
Ближе к вечеру майор распорядился послать два секрета[2] для разведывания обстановки на ближайших подступах к селу. Павлик не мешал заму рулить оперативными делами, в коих разбирался слабо, лишь подтверждал предложения толкового помощника степенным кивком головы и давал некоторые уместные уточнения. За короткий период их знакомства Павлик проникся уважением к серьёзному, сосредоточенному спокойствию майора и его умению отдавать толковые своевременные приказания. На его груди тоже красовался «Станислав с мечами» за Крымскую компанию.
Россия, Пензенская область, наше время.
Пересвет только сел позавтракать на кухне, как из дальней комнаты окликнула жена.
— Саша, иди скорее сюда. Тут что-то непонятное происходит.
Александр моментально сорвался с места, проверяя на ходу в кармане ли телефон. Забежал в комнату и увидел, что монета излучает яркий белый свет.
— Наконец-то, — вслух произнёс он и бросил супруге, — ты лучше выйди отсюда. А если я вдруг исчезну, ну, в смысле, перемещусь в прошлое, набери Гладкову Владимиру Семёновичу и поставь его в курс дела. Его номер есть в записной книжке в столе. А сейчас выходи скорее, — не дал он жене задать интересующие её вопросы.
По монете пошла знакомая Павлу рябь и появилась маленькая картинка, которая всё увеличивалась и увеличивалась в размерах, пока не вобрала в себя Пересвета, внимательно фиксирующего все моменты перемещения. «Пока происходило всё точь-в-точь, как рассказывал Староглядов», — с волнением вспомнил он. Сначала он увидел спину мужчины средних лет, сидящего за столом, который возился над склянками, что-то периодически смешивая и пересыпая. Затем изображение показало контуры комнаты, окно с ярко светившим солнцем, большой деревянный шкаф и массивную скамейку. Волей судьбы он оказался стоять в углу между шкафом и стеной, отлично созерцая то, что творит за столом мужик. Тот увлечённо вымерял вес того или иного порошка и что-то вполголоса приговаривал, когда высыпал очередную порцию. «А не Ненароков ли это?» — постигло разочарование Александра. Он планировал увидеть Староглядова, предупредить его о Безсоне, передать свой смартфон и дать инструкции, что нужно делать дальше. А судьба или злой рок показывают ему средневекового чернокнижника за работой. Тоже интересно для саморазвития, конечно, понаблюдать, но совсем не то. Однако выбора не было. Сеанс был «оплачен» и раздался "третий звонок«,[3] зовущий к премьере. И он бесшумно стоял в углу, боясь лишний раз шелохнуться.
Колдун тем временем собрал все нужные ему порошки воедино, тщательным образом их перемешал и ссыпал в маленькую склянку. Зажёг чёрную толстую свечу, обдал склянку огнём. Затем, зажав пузырёк в ладонях, поднёс к лицу и стал медленно-медленно, наговаривать на содержимое. Шептал минут пять — семь, засёк Пересвет. После этого поставил склянку на стол и вышел. Сеанс не заканчивался и Александр ждал развязки сценария. Отсутствуя минут десять, Ненароков снова вернулся в комнату, неся в руке маленький деревянный ящичек, почти коробочку, размером чуть больше сигаретной пачки. Сел за стол, открыл склянку. Затем снял крышку с коробки. Насыпал содержимое пузырька себе в руку и вновь обратил взор на коробку.
Оттуда несмело, словно чего-то опасаясь, показались маленькие чёрные мохнатые лапки. А чуть позже и тельце чёрного паука, подобных которому Пересвет видел в детстве в огороде у бабушки. Они обсасывали клубнику, то ли питаясь ей, то ли просто для развлечения, но очень сильно наносили урон его детскому лакомству.
Паучок нерешительно перелез через бортик и вылез на стол. Ненароков нежно погладил его указательным пальцем, бормоча что-то ласковое. Затем взял в щепотку содержимое ладони и аккуратно, но обильно посыпал насекомое своим порошком. Как обычно солят хозяйки уже готовое блюдо на столе для придания ему вкуса. Паучок встрепенулся и попробовал стряхнуть с себя непонятное зелье, как это делают собаки, выходя из воды. Ненароков улыбнулся и снова погладил пальцем мохнатое тельце и высыпал последние крупицы на паука. Опосля произнёс длинную фразу на непонятном языке и замер, явно чего-то ожидая. Затаил дыхание и Пересвет. Он понял, что стал очевидцем колдовского обряда.
Прошла минута, оба мужчины с интересом ждали окончания процесса. И оно не заставило себя ждать. Паук встрепенулся, встал на задние лапки и спрыгнул со стола, туда, где утренние солнечные лучи освещали пол. Раздался невнятный треск и насекомое начало расти, увеличиваясь в размерах прямо на глазах. Ненароков в восторге хлопнул в ладоши, приговаривая: «Расти, расти, мой маленький». И паучок, вернее уже паучище, следовал навстречу его пожеланиям. Пересвет, испытывающий отвращение ко всем арахнидам,[4] с волнением смотрел на это преобразование. А паук рос и достиг размера серьёзной взрослой собаки,
