Маша мне про склеп рассказывала, в который вы её отправляли. Необычайно интересно, – с придыханием выдохнула она, внимательно уставившись на Швеца.
Понимая, что напарник, сцепившись в словесной баталии с домовой, может сейчас пустить весь их план под откос, Иванов громко, привлекая к себе внимания, заявил с улыбкой:
– Согласен, Маша. Без тебя бы точно не разобрались. А помнишь?..
Остаток посиделок прошёл чрезвычайно весело. Напарники наперебой рассказывали о своих похождениях, перемежая страшные места вполне приличными юморными отступлениями и умышленно грубыми словечками, приличествующими матёрым волкам розыска.
Девушки внимали с трепетом, жадно впитывая доселе скрытую от них часть обычной жизни. Нетерпеливо переспрашивали, уточняя подробности, заливисто хохотали в положенных местах.
Разошлись глубоко за полночь.
… На следующий день Иванов вернулся домой пораньше. Там его уже ждали домовая с Розой. Перед дежурным визитом в ботанический сад имелись кое-какие дела…
***
– Давай! – дрожа от нетерпения, потребовала кицунэ, нервно теребя в руках косметичку.
– Даю, – покладисто согласился Серёга, прикладывая Печать к голове призрачной жрицы любви в отставке.
Слегка полыхнуло. Подруга домовой потрогала стол, подняла крышку солонки, оказавшейся поблизости.
– Получилось.
… Особого колдовства в придании осязаемости Розе не было. Иванов просто воспользовался своим инспекторским правом материализации любого призрака на один час. Для удобства нанесения макияжа и подбора одежды.
Изменяться, как Швец, она не могла, так как не владела расширенными возможностями, получаемыми от служебной Печати.
– Пошли, пошли! – торопила домохранительница будущую приманку. – Время идёт!
Девушки исчезли за холодильником, а инспектор полез в холодильное нутро за перекусом. Покормить его в кои-то веки забыли. Едва хлопнул дверцей, как издалека донеслось:
– Там салатик свежий. Покушай. С нашей базы продукты. С грядок. Козьма сегодня привёз.
– Кто?
– Козьма! Домовой! Который удобрение испортил!
– Я, значится… – раздалось за спиной.
Сергей обернулся. Перед ним стоял тот самый радетель за победу в аграрной битве домовых, случившейся летом. Маленький, крепенький, бородатый, смущённый.
– Вы откушайте, не побрезгуйте, – торопливо продолжил он, заполняя неловкую паузу. – Всё нашенское, без химиев. Анисий самолично отбирал. Со второго урожаю. Огурчик к огурчику, помидорчик к помидорчику. Ни у кого нет, а мы спроворили!
Прикинув, когда доводилось в последний раз видеть свежие домашние овощи, с грядок, парень удивлённо присвистнул. Осень ведь уже. Не холодно ещё, но и дачно-огородный сезон давно закончился.
Умеют недомерки с землёй работать, умеют. Не отнять.
– Круто! Уважаю. Так и передай всем.
От такой похвалы Козьма зарделся, шаркнул ножкой. Иванов же, подхватив салатницу, уселся за стол и схватил вилку побольше. Салаты он любил. Навернул разок, другой. Вспомнил про хлеб. Почесал в затылке, и решил обойтись без него. Так больше влезет.
А домовой всё не уходил. Стоял, ласково посматривая на поглощаемые овощи, чем начал немного нервировать инспектора.
– Говори.
Сесть гостю умышленно не предложил. Из соображений субординации.
Услышав в голосе хозяина квартиры строгие нотки, Козьма вытянулся во фрунт, выпучил глаза. Набрал в лёгкие воздуха и… замер в нерешительности. Робел домашняя нечисть, побаивался грозного владельца своего нового пристанища.
Пришлось подстегнуть.
– Молчать можно и в другом месте.
Намёк был истолкован правильно. Разом обмякнув, недомерок поклонился в пояс, да так и замер.
– Прошение до тебя имею. Сидел вот, разрешения у Марьи испросив, дожидался… Не прогневайся…
Столь непривычная поза заставила парня напрячься в ожидании неприятностей. Слишком жалким выглядел Козьма, слишком покорным.
– Продолжай.
– Я… тут… энто… от женщин слыхал, будто ты злодея ловить сёдни будешь. Страшного разбойника! – голова домового приподнялась, давая разглядеть застенчивую, бородатую физиономию. Спина, впрочем, положения не изменила. – Мечтаю посмотреть. Никогда не видывал. В дальней деревне ранее жительство имел. Тамошними даже злодеи брезговали, дюже далеко от тракта им было… Опять же, нашим после поведаю. Им тоже страсть как завлекательно узнать будет. А за соизволение твоё – что хошь сделаю! Только вели!
В инспекторской голове от таких заявлений образовалась страшная мешанина из Розы, Ланы, Антона в облике нимфетки, полицейских нарядов, проституток, неизвестного шизика с дурными наклонностями и кованой решётки ботсада. Причём всем этим идиотизмом почему-то верховодила Маша, стоя на табурете.
Не операция по поимке, а концертное представление. Впору билеты продавать.
Ни в какие рамки не лезет. Надо отказывать, но… Иванов внезапно для самого себя посмотрел на просьбу маленького мужичка с другой стороны: по-нормальному пришёл, с уважением попросил. Не ноет, не клянчит, не навязывается. И, похоже, действительно мечтает поприсутствовать. Разнообразить жизнь. Осчастливить, что ли? При уже имеющемся количестве участников ещё один особой погоды не сделает.
– Договорились, – Козьма просветлел лицом, перестал дышать от волнения. – Идёшь вместе с Машей. На глаза людям не попадаешься, ни во что не влезаешь. Просто смотришь. Скажу бежать – бежишь. Скажу лежать – без рассуждений мордой в землю.
– Не извольте беспокоиться, – в приступе радости домовик перешёл на «Вы». – Ни одна мышь меня не заметит. При вас состоять буду. Мне толечко одним глазочком глянуть – и нет меня. Домой аки птица помчусь!
– Хорошо, – оборвал его Серёга, умоляюще добавив. – Слушай, пойди, телевизор посмотри. И дай спокойно поесть…
– Я на улице подожду, – кротко уведомил проситель, наконец-то разгибаясь из своего Г-образного положения. – Мне там сподручнее.
Маленький мужичок убежал. Несолидно, вприпрыжку, светясь от счастья, оставив парня наедине с салатницей. Однако поесть ему и на этот раз толком не удалось. Из своих апартаментов вывалилась возбуждённая Маша.
– Кушаешь? – сморщила она носик. – Извини, вынуждена отвлечь. Тут помощь твоя нужна. Мы с Розочкой закончили, хотелось бы получить стороннее мнение. Может, подправить цвет или стрелки удлинить…
Признавая преимущество общественного над личным, Иванов с сожалением отодвинул салат в сторону.
– Показывай.
– Угу, – радостно подпрыгнула домовая и юркнула обратно. – Пошли, пошли! Не стесняйся! – суетливо звучало в невидимой посторонним части инспекторского жилья. – Нормальная юбка… А я тебе говорю, нормальная! И не такое носят.
Интрига нарастала, жалость к недоеденному салату поутихла.
Первой в кухню вернулась кицунэ, с натугой тянувшая за собой молоденькую, интеллигентную девицу в обтягивающей кофточке и относительно свободной юбке чуть выше колен. На ногах – стилизованные под старину ботиночки со шнуровкой. Именно по ним Сергей и признал Розу, изменившуюся в умелых руках Машки до неузнаваемости.
Будущая жертва страшно стеснялась пристойно, по современным меркам, обнажённых ног; умеренно выступающей над плоским животом груди и норовила прикрыться ладонями, будто обнажённая купальщица при виде драгунского полка, свалившегося на берег реки как снег на голову.
– Красотулька, правда?
– Обалдеть…
Эффект от преображения, произведённый на единственного в помещении мужчину, понравился обеим дамам, а Роза не преминула стрельнуть глазками, польщённая тяжеловатым комплиментом.
– Ты внимательнее смотри, – вспомнив о главном, забеспокоилась домовая. – Помада не слишком тусклая?
По мнению Сергея, ничего во внешнем виде готовой к приключениям призрачной прелестницы менять не требовалось, о чём он честно и сообщил:
– Отлично смотрится. Школьница, а не девушка!
Тут парень, конечно, приврал. В момент смерти Розе было хорошо за тридцать, но какой женщине приятно услышать правду о возрасте?
Наградой ему стало благодарная улыбка. Увлечённая же поиском идеала домовая только