пришлось зажмуриться, а, когда я открыл глаза, то увидел, что действующих лиц в нашей пьесе прибавилось.
Между нами и заговорщиками появилась новая фигура — висящий в воздухе черный балахон с оборванными краями, внутри которого ничего не было. Вернее было — там была абсолютная тьма. Будто человека ножницами вырезали из мироздания, оставив вместо него зияющую дыру, и накинула на него сверху драный балахон, чтобы хоть как-то прикрыть получившееся непотребство. И, так как ног у получившегося непотребства не было тоже, вместо того, чтобы стоять, балахон парил над полом, слегка покачиваясь вверх и вниз.
Арбитр пожаловал по мою душу.
— Клан Колесниковых, Линия Времени. — раздался откуда-то, непонятно откуда, будто отовсюду сразу, целый хор голосов. — Клан Дон Йен, линия Воды. Замечена агрессия со стороны клана Колесниковых, Линии Времени, в сторону члена клана Дон Йен, Линия Воды. Субъект, в сторону которого была направлена агрессия, объявлен мертвым. Серж Колесников, вам дается последнее слово, после чего вы будете стерты из реальности.
За спиной у меня кто-то горестно вскрикнул, а потом раздались громкие перешептывания, в которых угадывались слова «Арбитр» и «идиот».
Я еще раз посмотрел сквозь веки на пол, на то, как волна голубой праны перехлестывает через ботинки и катится дальше, и с облегчением открыл глаза:
— Я в своем праве. Агрессия проявлена в месте силы, а, значит, меня не за что судить. Я не нарушил Кодекс.
Шепот за спиной стих, сменившись потрясенным молчанием. Могу поспорить, что сейчас все реадизайнеры в этом зале, каждый на свой лад, смотрели на бочку, убеждаясь в том, что она пульсирует отобранной у Дон Йен праной.
Я был в своем праве. И дело даже не в том, что я был в своем праве с точки зрения Арбитра, дело в том, что я был в своем праве с моей собственной точки зрения. Весь этот Кодекс, написанный грязью на туалетной бумаге, дырявый как решето, и, по сути, не запрещающий никому и ничего, если уметь читать между строк и пользоваться ситуацией, вообще не должен был существовать. Его просто незачем было придумывать, и тот, кто все-таки его придумал, наверное, был очень тупым, раз сделал его настолько многосмысленным, что его можно толковать в любую сторону!
— Агрессия была проявлена в тот момент, когда места силы в этой точке пространства еще не существовало. — своим удивительным многоголосым хором не согласился Арбитр, не сдвигаясь, однако, с места.
Даже одно лишь то, что он сказал хоть что-то, уже было хорошим знаком. Я не перестал существовать прямо здесь и сейчас, а, значит, у блюстителя Кодекса тоже появились сомнения в собственной правоте.
Это мне и нужно.
— Место силы появилось в этой точке пространства точно в тот же момент, когда погибла Дон Йен. — сохраняя спокойствие, продолжил я. — Ни раньше, и ни позже.
Если это существо назвали Арбитром, значит, он не просто выполняет чью-то волю, он и есть эта воля. Он сам решает, кого карать, а кого миловать, а это значит, что его можно переубедить. Ему можно доказать, что он не прав, или, как минимум — что он видит не всю ситуацию.
— Серж Колесников, вы манипулировали временем для того, чтобы создать приемлемые для себя условия. — в голосе Арбитра словно бы даже какое-то осуждение послышалось. — В относительном времени для Дон Йен место силы появилось через семь целых двадцать семь сотых секунды после поражения вашей праной.
— В относительном времени для всего остального мира это произошло одновременно. — я перевел разговор в удобное для себя русло. — А Кодекс регулирует именно взаимоотношение реадизайнеров в реальном мире, в человеческом. Не так ли? Кодекс не регламентирует взаимоотношения между реадизайнерами, он направлен лишь на то, чтобы защитить от последствий этих взаимоотношений простых людей.
Я блефовал, разумеется. Я понятия не имел, что и как регламентирует Кодекс хотя бы потому, что так и не удосужился его прочитать. Но я руководствовался уже известными мне фактами и элементарной логикой.
Надеюсь, что Арбитр тоже пользуется ею.
Надеюсь, что он вообще знает такое слово, как «логика».
— Да, это так. — помедлив, согласился Арбитр.
Я мысленно выдохнул с облегчением и продолжил:
— В таком случае, не имеет значения личное время реадизайнера. По времени окружающего мира атака на Дон Йен была произведена одновременно с появлением здесь места силы, а это значит, что я в своем праве.
— Эй, что за бред?! — возмутился кто-то из заговорщиков за спиной Арбитра. — Что значит «одновременно»?! Как оно может быть одновременно, если именно смерть Мэйли и стала причиной появления здесь места силы?! Причиной, понимаете?! Причина всегда идет перед следствием!
— А вот и не обязательно! — возразил ему кто-то за моей спиной. — Квантовая запутанность с тобой не согласна! Если изменить спин одной квантово-запутанной частицы, то спин второй изменится моментально! Моментально, то есть без малейшей задержки! Несмотря на то, что это тоже следствие, у которого есть своя причина!
— Какие нахера частицы?! Что вы несете?! Хватит выгораживать своего малолетку! Пусть отправится следом за Мэй, пусть ответит за свои действия! Хватит прятаться за демагогией!
— Я тебе, сука, сейчас демагогию в жопу засуну!
— Молчать.
Одно-единственное слово, то ли произнесенное, то ли когда-то составленное из грохота водопада, рева грузовика и вопля атакующего дарга, а сейчас воспроизведенное Абритром, моментально заткнуло всех присутствующих. Не просто заткнуло — оборвало на корню все разговоры, придавило все звуки, как попавших в мышеловку мышат. В подвале водоканала повисла такая тяжелая и мертвая тишина, что стало слышно, как внутри толстых многочисленных труб льется вода.
Арбитр молчал долго. Для меня, чью судьбу он сейчас, решал — долго. Для всех остальных, наверное, прошло не больше трех секунд.
Для меня — целая жизнь.
— Серж Колесников, обвинения в вашу сторону снимаются. — наконец проговорил Арбитр своим обычным, насколько его можно назвать «обычным» голосом. — Агрессия в сторону Дон Йен признается правомерной. Образование нового места силы признается правомерным.
— Что за чушь?! — снова завопил Стэн. — Он виновен! Виновен в убийстве! Вероломном убийстве, понимаете?! Я требую дуэли!
Арбитр моментально повернулся к нему. Даже не то чтобы повернулся — он просто стал повернутым
