нему, Ваня погрозил ему ложкой и заявил:
— Мне папа мультик обессял. А ты не смотьи ево. Ты гоох не съел.
Эрик рассмеялся, показал Ване язык и пошел к двери. На лестнице он снял очки, а когда надел их снова уже на улице, оказалось, что дождь перестал, а в лужах отражался рассвет. Между рваными облаками появилась почти позабытая синева, и Эрик чуть не заплакал от счастья. В него полетели брызги из-под колес какой-то ранней Фиесты, с заляпанными грязью фарами, но на него, конечно, не попали. Эрик упал на колени под акациями и кленами и погрузил руки в кучу мокрых красно-желтых листьев. И хотя он не чувствовал прикосновения, терпкий запах и холод вызвали дрожь и головокружение.
Сам не понимая зачем, Эрик пошел в сторону школы. Он проделывал этот путь столько раз, что мог с закрытыми глазами его найти. Идти было не больше десяти минут. Он был не один на этом пути. По обеим сторонам улицы уже шли сонные соседские дети разных возрастов, выскакивали из подошедшего к остановке автобуса, вылезали из родительских машин. Родители и прочие граждане спешили на работу. Машины все больше заполняли улицу, с высоких тополей капало, падали листья. У булочной его окликнули Дядьяша и Андрей Игнатич — очень крупный мужчина лет пятидесяти. Но Эрик отмахнулся и перебежал через дорогу по зебре, как это делал много раз. У школы он не спешил вместе со всеми войти в здание, а долго бродил по спортивной площадке, где по вторникам проходил один из его любимых уроков. В окнах первого этажа было видно, как школьники рассаживаются по своим местам. Когда он вошел в главный вестибюль, там уже было пусто, стих обычный гвалт голосов, похожий на далекое журчание тысячи ручейков.
Эрик прошел мимо кабинета для посетителей с большим стеклянным окном, сразу к большой пробковой доске, к которой кнопками были приколоты плакаты, афишки, объявления и расписания. Там же была небольшая стенгазета, которую выпускал литературный клуб. Последний раз Эрик стоял тут в конце октября, в тот самый день. Судя по дате, прошло больше месяца. Газета выпускалась каждые три недели, и на этой еще осталось несколько не оторванных фотографии ряженых на хэллоуин девчонок в черных шляпах и платьях, в белых балахонах и с зелеными лицами. В верхнем левом углу, над статьей о победителях шахматного турнира, Эрик увидел свою фотографию. Это был школьный снимок сделанный для членского билета в футбольной секции, но размером с почтовую открытку и обведенный черным фломастером. Под ним было написано: «Мы по-прежнему помним и скорбим. RIP дорогой Эврика!» Интересно, а как выглядел октябрьский выпуск? Наверное, его фотка была в самом центре, вокруг были нарисованы цветы и вписаны строки из стихов издателей, которые не упустили случая посостязаться в эпитафиях. А теперь тут осталось только одно:
«Кровь пролилась, как сок черники
Не стало нашего Эврики.
Что ты нашел? — спрошу, скорбя
Здесь слишком тихо без тебя».
У Эрика защипало в носу, но слезы не выступили. Он разглядел подпись — Тая Бериллова. Мог бы и по качеству стихов догадаться. Надо же… Он и не знал, что она… Ну, зато она ударение в слове «Эврика» поставила, как ему нравилось. Интересно, где теперь его одноклассники? Он перевел глаза на доску расписания и нашел свой класс. Он вдруг понял что понятия не имеет, какой день недели у них сегодня. Но это не страшно. Он проверил первый урок каждого дня, и быстро нашел их всех на уроке биологии.
Он прошел сквозь закрытую дверь и увидел, как учитель Иван Зиновьевич что-то выговаривает Никаше Рачко за несделанные уроки, а все прочие занимаются своими делами. Вот его лучший друг Мишка что-то задумчиво рисует на полях дневника. Место Эрика рядом с ним пусто, никем пока не занято. А вот Тая печально смотрит в окно неподвижными глазищами. Эрик наклонился к смуглому уху и прошептал: «Спасибо, Таечка!» И то ли ему показалось, то ли на самом деле она его услышала. Её глаза моргнули, как от испуга, и она растерянно огляделась по сторонам. Но через минуту она тяжело, как-то по-бабьи горестно вздохнула и принялась листать учебник.
Эрик снял очки. Классная комната была пуста и темна. Доска вытерта, но в углу еще осталось от даты последнее «…бря». У мальчика опять стало холодно и густо в груди, как это бывало, когда он смотрел краем глаза на плачущую маму. Скоро на его место кого-то пересадят, стенгазета перестанет упоминать его имя, Тая вырастет и будет ходить у кому-то на свидания, а Мишка найдет новых друзей. Сколько он всего пропустит? Скорей бы отойти и не думать об этом. В пустом коридоре он надел очки, и сначала подумал, что они больше не работают. Но в школе просто стояла ночная тьма и безмолвие.
* * *
Новая бабушка умерла от старости. Звали ее Галина Федоровна и она отошла очень быстро. Эрик успел поговорить с ней всего один раз, когда она так и не сумев отвести глаза в сторону как следует, согласилась надеть очки Эрика и побывать таким образом на собственных поминках. Эрик стоял рядом с ней и косился на плачущих родственников.
— Ой, ой… запричитала Галина Федоровна с явным неодобрением, — всю скатерку увошкали паразиты. Невестка Ирка, как была дурой, так и осталась. А это что? Голубцы? Это же какого лешего? Как они без вилок будут на поминках голубцы исть? Нет чтобы блинов напечь… Да стряпать она никогда не умела. А стопка с горбушкой где? Ах, вот она, родимая!
К огромному удивлению Эрика, старуха подхватила с буфета под иконкой рюмку и кусок черного хлеба, лихо опрокинула ее и занюхала корочкой. Крякнув, она вернула их на место и вытерла губы.
— Давненько я… А не переживай, они все равно не заметят.
Она хмуро посмотрела на иконку, и подняла руку. Но вместо того, чтобы перекреститься, она показала святому лику костлявый кулак и проворчала:
— А с тобой, голубчик, у меня отдельный разговор будет.
Эрик, не веря глазам своим, смотрел на пустую стопку и не сразу заметил, что старушка притихла возле стула своей младшей правнучки. Девушка была единственная трезвая в небольшой компании родственников и соседей. Она тихо сидела в стороне, жевала рис с изюмом, но, похоже, через силу. По красному лицу катились крупные слезы, а ложку она сжимала так, что побелели костяшки пальцев. Доев, она извинилась, встала и вышла на балкон, подхватив
