радостный выдох. Получилось, наконец-то. Нет, не открыть замок, всего лишь снять с него защиту, которая могла долбануть взломщика чем-то нехорошим.
— Открываем?
— Неет… — пробормотала Аглашка, вглядываясь в скважину замка, — Теперь надо проверить, не накладывались ли Слова внутри замка… Тааак…
Нет, к счастью, до такого паранойя отца Азария не доходила, Аглашка утыкала замок стальными спицами, как святого Себастьяна — стрелами, но, в отличие от святого, замок все же сдался.
Щелчок — и черный калач замка повис на петлях. Дверь бесшумно открылась — я еще в дневной приход запомнил, что она не скрипит — и наш отряд втянулся в церковь. Кроме, разумеется, Диты. Бесовка, все-таки.
Еле видимые в темноте на нас смотрели с икон лики святых. Мы не грабители, перекрестился я, мы ничего чужого не возьмем… кроме своего.
— Давай, Настя.
Проникнувшись обстановкой — если вы никогда не были в темной ночной церкви, вы нас не поймете — моя природная ведьмочка встала в центре и медленно, даже немного торжественно, опустила венец на голову.
Могу поклясться, что в изумрудах венца блеснули зеленые искорки!
Настя постояла несколько секунд, начала медленно поворачиваться вокруг своей оси…
— Ну? — не выдержал я.
Она молчала подняла палец и продолжила поворачиваться.
— Ну?!
— Не нукай, — огрызнулась Настя, — не запряг.
— Вот как запрягу…!
— А чего это ее первую?! — возмутилась Аглашка, — Я тоже хочу!
Ааааа!!!
— Ну?!!!
Настя сняла венец:
— Нет здесь ничего.
Как нет?!
— Как нет?!
— Да никак нет. Изнутри все четко видно, только наружу выглянуть нельзя. Нет здесь ничего необычного, все такое же серое, как и обычно.
— Может, еще посмотришь? — мысль о том, что весь этот ночной поход — зазря, не укладывалась в голове. Источник должен быть здесь! Ну не может же быть такого, что он — в другом месте!
— Да я и так два раза посмотрел. Нет ничего. Ну, или я что-то делаю не так. Может, к этому Венцу Слова особые нужны.
Да навряд ли… Артефакты на Руси, то бишь — амулеты, обычно не требуют какой-то дополнительной активации…
Отгоняя от себя мысль, что ключевое слово в этой фразе — «обычно», я вздохнул, смирился и развел руками:
— Значит, нет. Будем в другом месте искать.
— Пойдем домой? — спросила тетя Анфия, — Хотите пирожков, пока не остыли?
Я огорченно откусил половину пирожка с сочной рыбной начинкой и уже повернулся к выходу, как мой взгляд упал на неприметную дверь в углу.
Точно. Гроб.
— Я еще в крипту спущусь.
* * *
— Это и есть твой гроб? — спросила неделикатная Аглашка, даже не подумав о том, как это фраза прозвучала. «Твой гроб»…
Клава молча провела пальчиков по буквам «Викентий», видимым в дрожащем свете факела — кто-то из девчонок поджег его Огненным Словом.
— Мой, мой… — проворчал я и воткнул острие стамески в щель между крышкой и… интересно, как называется нижняя часть гроба?
Хрупнуло, выскочили из пазов деревянные гвозди-чопики, и крышка чуть приподнялась. Изнутри ничем не запахло, впрочем, мне, по службе приходилось открывать старые могилы — они ничем таким не пахли.
— Подержите, — я не глядя протянул назад стамеску, перекрестился и, выдохнув, одним рывком поднял крышку.
В гробу лежало тело младенца.
Мать твою, блинную! Меня чуть Кондратий не обнял! Не тот, что здесь по ночам по улицам шатается, фигуральный, но от этого немногим легче. Я уже успел подумать о том, что чудовищно ошибся и не имею к Осетровским никакого отношения. Сердце прям на пол упало. Но тут до меня дошло, что ни одно тело, даже невинно убиенного младенца, спустя двадцать лет не будет выглядеть таким… свежим.
Я осторожно протянул руку и ткнул «тело» в щеку.
— Ой, мамочки… — прошептал кто-то за спиной, похоже, впечатлительная Клава.
Ну да, как я и подумал — щека «младенца» была твердой, как дерево. Потому что деревянной и было.
Кто-то — ну а кто, как не мама Викентия, Ирина? — двадцать лет назад ухитрилась подсунуть убийцам вместо тела своего сына — куклу. Хм. Ирина?
Я положил крышку «своего» гроба на месте, нажал — деревянные чопики с хрустом встали на положенные месте — и шагнул к соседнему. Тому, в котором должна лежать та самая Ирина.
Этот гроб был побольше, пришлось повозиться, поковырять стамеской, а потом еще и крышку снимать — домовины на Руси делали из дуба, да не из досок, а из выдолбленных колод — но, в итоге, в этой гробу обнаружилась…
Еще одна деревянная кукла. Изображающая молодую женщину.
Так. Непонятно. Поначалу-то я решил, что Ирина нашла где-то среди детских игрушек в доме — а маленькие дети у Осетровских были, вон, неподалеку лежат — деревянную куклу-младенца, да и подсунула в люльку. Но навряд ли Осетровские были настолько продвинутыми, чтобы делать куклы взрослых женщин в полный рост. Похоже, остался кто-то верный роду, кто сделал куклы и подложил их в гробы…
Ладно, эту загадочку мы потом разъясним, сейчас зафиксируем то, что я — все же Осетровский, а Источника Осетровских в церкви нет — и на этом закончим на сегодня.
Будем искать дальше. Но это уже не сегодня.
* * *
Наш отряд печально крался по ночным улицам, освещаемым северным сиянием. Потом мне пришла в голову мысль:
— А зачем мы крадемся? — я посмотрел на своих девчонок.
Те посмотрели друг на друга, потом на меня — и развели руками. И правда — зачем? Если нас вдруг увидят — мы просто гуляем. Что, нельзя?
Наш отряд бодро шагал по ночным улицам. Аглашка что-то тихо напевала, тетя Анфия дожевывала пирожок, Клава… — тоже с пирожком в зубах. Блин, аж есть захотелось! Ладно, потерплю до дома… И вдруг мне пришла в голову еще одна мысль:
— Ведь если нас увидят, то кто-то может связать наше шатание по улицам и проникновение в церковь.
Нет, мы все вернули на место, закрыли замок, стерли отпечатки ауры всеми способами, какие только знали — и навряд ли священник в заполярном городе знает их больше, чем подьячие Разбойного Приказа — но мало ли что…
Наш отряд печально крался по ночным улицам…
Пока не напоролся.
* * *
— Стоп.
Я резко остановился и в меня врезалась Аглашка, потом ее прижала ко мне также не успевшая затормозить Настя, потом пискнула успевшая замереть Клава, которую все-таки снесла не успевшая остановиться тетя, отчего Клаву влепило в спину Насти…
— Что случилось? — задушено спросила практически сплюснутая Аглашка.
— Впереди.
На улице перед нами стоял человек. В
