Чем я заслужила такое?
Самое страшное для меня – это одиночество.
…и оно со мной случилось.
Бесполезно тянуть это дальше.
27.12.1975
Всё готово. Теперь я знаю, как и где это случится. Очень символично. Осталось только определиться, дойти до точки. Нарочно не слушаюсь родителей, провоцирую, поднимаю бурю в их однообразной бессмысленной жизни.
Пускай хотя бы в моей смерти будет какой-то смысл.
31.12.1975
О Господи, я решилась. Три дня назад, 28 декабря, хотела утопиться в море или хотя бы замёрзнуть насмерть в ледяной воде, но произошло нечто. Наверное, это то самое чудо, которого я так ждала и в которое не верила.
В тот день с утра меня снова наказали: отец снова выпорол, а мать заставила меня пойти к нищим и забрать у них вещи, которые я им отдала. Я никогда бы не согласилась на такую низость. Я вышла из дома и направилась не к беднякам, а к морю (спасибо маме и папе, что я, наконец, решилась). Слёзы застилали мне глаза, я торопилась, чтобы не передумать.
На берегу играл камнями юродивый Савка, я подумала, что он всё равно не сможет помешать мне сделать задуманное, а если и попытается позвать кого-то на помощь, то не успеет. Не хотелось бы, конечно, топиться на глазах у ребёнка…
Когда Савка увидел меня, он что-то невнятно замычал, протянул ко мне руки, но я отвернулась и покачала головой, как бы показывая, что здесь всё уже решено и не нужно мешать, скинула пальто, ботинки и ступила ногами в воду. Было очень холодно, прямо до боли.
Савка свалился на колени прямо у самой черты прибоя, выл и загребал руками гальку, как будто призывал на помощь небесные силы. Волны отталкивали меня назад, но я всё равно шла дальше и с радостью ощущала, как промокает платье, как леденеют ноги, руки, живот. Тело дрожало, пыталось бороться с холодом, только вот я уже не слушала его. Мне было жаль Савку, что ему довелось увидеть это, он так душераздирающе выл на берегу…
«Зато все будут знать, как и когда это случилось», – думала я.
Осталось только ждать, когда моё тело сдастся и прекратит бороться.
Откуда ни возьмись, появился Стас и бросился спасать меня, я была уже по плечи в воде. Волны хлестали мне шею и лицо, я стояла на носочках, руками пыталась удержать равновесие, чтобы меня не отнесло назад.
Стас подхватил меня на руки и отнёс в машину, всё спрашивал, зачем я это сделала, называл меня «маленькая моя». Сначала я никак не реагировала на него, мыслей в голове не было вообще, потом мало-помалу до меня начал доноситься смысл того, что он говорил мне:
– Маленькая моя, – задыхался он от собственных слов. – Никогда так больше не делай! Кто тебя обидел? Скажи мне?
Я по-прежнему молчала. Стас включил печку на полную мощность, на меня подуло горячим воздухом с лёгким запахом бензина. Однако вопросы продолжали сыпаться:
– Зачем ты хотела умереть? Как же я буду без тебя? Я же с ума сойду… – он обнимал меня, растираниями пытался согреть, усадил к себе на колени. – Как ты? Согреваешься?
Я кивнула, потом заплакала: впервые в жизни я ощутила, что жизненно нужна кому-то, что от меня зависит чьё-то счастье. Нежность, оказывается, так приятна. Дрожь во всём теле не давала расслабиться, мышцы то и дело сводило судорогой, но я почему-то ощущала небывалую лёгкость на душе и была неожиданно рада, что Стас вытащил меня из воды.
– Любимая моя, не плачь. – успокаивал он. – Хочешь, мы уедем далеко-далеко отсюда? Я больше никому не дам тебя в обиду.
Он прижимался ко мне, целовал меня в щёку, и это было волнительно и приятно.
– Да. Увези меня, – осипшим голосом попросила я. – Куда угодно, мне всё равно, куда… Я не вернусь домой.
– Чем тебя обидели?
– Они не понимают меня, я чужая для них и для всех… Мать говорит, что лучше б меня вообще не было…
– Забудь о них. У тебя есть я и ты нужна мне. Мы с тобой что-нибудь придумаем.
Стас вышел из машины, принёс наши вещи, оставленные на берегу, на бьющегося в истерике Савку он не обратил ровно никакого внимания, я подумала, может, посадить мальчика в машину, но почему-то промолчала. Стас стянул с меня мокрую одежду и разделся сам. Мы долго сидели и грелись, прижавшись друг к другу.
Если бы я могла знать, что так сильно нужна кому-то… Столько времени я не воспринимала Стаса всерьёз, насмехалась над ним, обижала, считала его пустым местом, а он оказался единственным, кто готов принять меня такой, какая я есть. Сквозь боль во всём теле я ощущала прозрение.
В окно я увидела, как Савка пытается встать с колен, теряет равновесие, падает, затем, опёршись на какую-то найденную на берегу палку, ковыляет прочь от берега. Слёзы ещё больше навернулись мне на глаза, я снова хотела попросить Стаса, чтобы помог мальчику, но мы оба были почти голые. Я понимала, что поступаю мерзко, стоило всё-таки посадить Савку в машину и отвезти домой. Странно: понимаешь, что виноват, но всё равно остаёшься в бездействии и просто смотришь, к чему приводит твоё малодушие…
Савка так и уполз домой, и бог знает, где осталась его инвалидная коляска и кто отпустил его одного туда. И неужели Стаса не удивило присутствие на берегу больного ребёнка? Меня не покидало чувство, что Савка оказался на этом пляже неслучайно, что он заранее знал о моём решении умереть и хотел помешать. Может быть, он, как и я, видит духов и умеет общаться с ними? Кто же он? Волшебник в ущербном теле? Хотела бы я знать наверняка… Или мне всё это просто показалось, всего лишь игра фантазии (я та ещё сказочница, оттого и страдаю: мой выдуманный мир кишит несуществующими персонажами, которые относятся ко мне с трепетом и любовью, и не имеет ничего общего с реальным).
Мы ночевали в небольшой гостинице на трассе, но я не могла уснуть, мне не верилось, что это всё происходит со мной. Ощущение холода так и осталось, как будто он исходил изнутри. Вечером у меня поднялась температура: начался озноб и тошнота, заболела голова, тело начало ломить. Полночи я металась по постели, Стас завернул меня в мокрое прохладное полотенце, но это помогло только на короткое время. Вскоре боль затмила всё моё сознание. Последнее, что я помню, это как кричала, что нужно было помочь мальчику, а Стас пытался успокоить, что на берегу не было никакого мальчика, и уверял, что мы были там абсолютно одни.
Очнулась я в палате, в нос ударил отвратительный запах мочи и запах озона, который появляется после процедуры кварцевания. Тело было как будто не моё: его словно облили свинцом, а на грудь положили большой камень. Я попыталась встать, но руки и ноги не слушались; позвать на помощь тоже не получилось, голоса нет, а рядом только две спящие женщины, храпящие слишком громко, чтобы услышать меня.
Время текло предательски медленно: видимо, чтобы я могла осознать, какую ошибку совершила. О да, я знаю, знаю. Я возненавидела себя за то, что хотела свести счёты с жизнью из-за какой-то ерунды. Мне было настолько плохо физически, что я бы променяла эту боль во всём теле на любые душевные муки.
Радует только то, что я снова могу вести этот дневник, его мне сегодня привёз Стас.
Кажется, боль достигла предела. Вернусь к своему рассказу завтра.
05.01.1976
Уже восемь дней я лежу в этой кошмарной больнице. Нового года не помню совсем, время от времени сознание покидает меня.
О, Господи…
Бесполезно, глупо и поздно о чём-то жалеть…
Только три вещи способны скрасить моё время: это Стас, который навещает меня почти каждый день, это мой дневник… и ещё одна, особенная, вещь… Книга (её
