к груди. — Черт возьми, нельзя же так пугать!
— Я же сказал, что скоро буду. Откуда мне…
Костя быстро пришел в себя от испуга и направился ко мне, прикрываясь куском простыни.
— Ты только не кричи, хорошо? — Попросил он. — А то тут…
— Да все и так понятно, — девушка сбросила с головы край одеяла и уставилась на меня. — Привет, Соколов.
Я удивленно отшатнулся, не зная, на кого из них смотреть.
— Аня?!
В плохо освещенной комнатке повисла МХАТовская пауза. Я переводил взгляд с Денисова на Грасс. Константин смущенно уставился в пол, а Анька, наоборот, с вызовом и легкой, почти джокондовской полуулыбкой глядела на меня.
Ну и кто тут кого, блин, соблазнил?
Только сейчас я заметил, что, кажется, сорвал парочке настоящее романтическое свидание: на подоконнике возле распахнутого окна стояли два бокала с недопитым вином, на тарелке аккуратной женской рукой была разложена краковская колбаска с каким-то вонючим сыром, из пепельницы торчали тонкие женские сигареты со следами помады. Картину завершал свисавший с люстры черный лифчик. Кружевной и явно очень дорогой.
— Ну что ты смотришь на нас как баран на новые ворота? — наконец нарушила молчание Грасс и потянулась за одеждой. — Да, это именно то, о чем ты думаешь.
Мы с Денисовым синхронно отвернулись, позволяя девушке одеться. Качнулась люстра — Аня сняла бюстгальтер, затем последовало несколько шорохов — и вот она уже стучала каблучками, застегивая босоножки.
Я осторожно повернулся и убедился, что не застал ее врасплох. И, честно говоря, немало удивился тому, как она выглядела. Никакого привычного готического макияжа с потекшей тушью и густо накрашенными глазами. Наоборот, Грасс явно готовилась — примарафетилась, выбрала короткое обтягивающее платье, чтобы выгодно подчеркнуть длинные ноги и стройную фигуру, надела изящные украшения, даже прихватила малюсенькую сумочку на цепочке.
Впервые я видел Аньку такой. Не знаю, что у них там творилось с Денисовым, но это наверняка должно было что-то значить. Другой вопрос — что именно и для кого?
Аня тем временем долила вина в бокал, осушила его залпом и, пригладив растрепавшуюся прическу у маленького зеркала, процокала на высоченных шпильках мимо нас. Уже с новой тонкой сигареткой в руках.
— Думаю, вам нужно поговорить наедине, — нахально улыбнулась она, но я заметил в ее глазах смятение. Значит, тоже нервничала. — Ладно, всем пока.
Уже в коридоре она послала нам обоим воздушный поцелуй и скрылась за входной дверью. Я услышал торопливый стук каблуков на лестнице, затем сосчитал до пяти и пошел в прихожую, чтобы запереть дверь.
Когда я вернулся, Денисов, все еще обмотанный в простыню, сидел возле окна и теребил недопитый бокал в руках.
— Не будь твой визит связан с Отделением, клянусь, Соколов, я бы тебя лично придушил.
— У ищеек личной жизни нет, — хмуро отозвался я и зажег яркий свет. Люстра вспыхнула аж пятью лампочками, и Костя болезненно зажмурился. — К тому же я тебя предупредил, что скоро заеду. Специально же предупреждал, как раз на случай подобного!
— Сволочь…
— Ага. Изверг и фашист, — ответил я и бросил ему брюки. — Срам прикрой. Я на твою задницу уже вдоволь насмотрелся на маскараде у Юсупова. На бис показывать не нужно.
Денисов допил свое вино, обреченно вздохнул и принялся одеваться. Я тем временем заправил кровать, накинул покрывало и уселся.
— Ничего не хочешь мне рассказать, Костик?
— А должен?
— Вообще-то Аня — моя подруга, — серьезно ответил я. Сейчас стало как-то не до шуток. — Мне небезразлично то, что с ней происходит. Так что будь любезен объяснить, что это было.
Денисов долго не отвечал. Даже одевался нарочно очень медленно — тянул время, зараза такая. Ну уж нет, дружок. Хочешь лобызать моих подруг — имей смелость отвечать по совести.
— Кофе будешь? — нашел еще одну отмазку Денисов.
— Да.
— Тогда идем на кухню. Пока буду варить, все расскажу.
Прихватив грязную посуду, мы переместились на небольшую кухоньку. Квартира, которую снимал Денисов, в старые времена явно предназначалась для слуг или низших чинов — слишком уж все здесь было тесным, невзрачненьким. Не чета длиннющим анфиладам господских палат вроде квартиры Корфа, что могли занимать целый этаж.
Костя зажег газовую плиту и принялся возиться с туркой.
— Ты умеешь варить по-восточному? — искренне удивился я.
— А что, думаешь, я настолько жопорукий, что мой предел — яичница?
— Если честно, так и думал. Умеешь ты удивлять, Денисов.
Хозяин отмерил нужное количество кофе, смешал с холодной водой и, добавив какие-то ароматные специи и сахар, поставил медную турку на конфорку. А сам, поглядывая на плиту, переместился ко мне за маленький столик. Я как раз стащил кусок колбасы — опять не ел с самого утра.
— Не знаю я, как о таком рассказывать, — смущенно начал Костя. — О таком вроде и вовсе говорить не принято. К тому же нравы нынче хоть и стали посвободнее, но все равно никакие добрачные связи не приветствуются.
— У женщин, — уточнил я.
— Ну так я ее и берегу! Чем меньше народу знает, тем всем лучше…
— Ты мне другое скажи, — я подался вперед и навис над столом. — У вас это серьезно или ты просто поматросить решил?
— Я… Я не знаю.
Ну начинается…
— Ладно, говори, что хотел сказать. Дальше разберемся.
Денисов помешал кофе, прислушался к тихому ворчанию напитка и покачал головой.
— Нет, еще рано. Короче… Сам не знаю, как оно закрутилось, но… Словом, после того маскарада у нас что-то и началось. Я был под впечатлением — все же Анька-то девица необычная. Ей, судя по всему, было одиноко… Ну знаешь, как оно бывает.
Я знал. Правда, у меня далеко не всегда доходило до постели. Зачастую человеку нужно, чтобы его выслушали, а не засунули в него ствол. По крайней мере еще в моем старом мире девчонкам действительно нередко требовался понимающий слушатель и нормальный собеседник. А остальное — опционально. Но тут, видимо, оба взяли не хилый такой разгон.
— Значит, началось все недавно, — заключил я.
— Ну, относительно. Для меня почти месяц — это уже срок.
— Кобель ты, Денисов.
— От монаха слышу, — огрызнулся товарищ и снял почти закипевший кофе с плиты. Я подал ему приготовленные чашечки, расписанные симпатичными восточными орнаментами, и Денисов разлил ароматное пойло.
Вот этот кофе был поистине царский! Не та бурда, которой плевалась кофеварка в отделении. Крепчайший, пряный, сладкий… Такой вкусный я пил разве что у Штоффов — Матильда была помешана на качестве напитков.
— Снимаю шляпу, — улыбнулся я. — Могешь. Выгонят из Отделения — открывай свою кофейню.
— Опять издеваешься, — уныло
