ты жил.
— Я?.. — Некр хмыкнул. — Где я только ни бывал… Но речь не о том! Между нами, друг мой, возникло явное недопонимание, заключающееся в том, что…
— Ты меня проклял, — вставил Роман.
Увы, именно это он и совершил, но разве мог даже предположить, чем обернутся вскользь, без малейшего применения силы, оброненные слова?
— Не отрицаю, в сердцах. Но я вообще порядочная дрянь. Если бы я хотел проклясть на смерть, ты не прожил бы и дня. Скажу больше: своего ассистента, Дерка, я проклинаю по десять раз в неделю, а он лишь искуснее становится, а после одного случая… неважно, еще и ни одной юбки не пропускает, стервец.
— Но я не твой ассистент, — равнодушно заметил Роман.
— Именно! Ты далеко не последний рыцарь Ордена! И я ни на минуту не сомневался, будто ты играючи скинешь любую наведенную на тебя порчу, а ты… сколько лет прошло?!
Роман изволил не отвечать. Впрочем, от него и не требовалось, Некр никогда не жаловался на память, и конкретно это знание не приносило ему радости.
— Почему, Роман? Неужели ты полагал, будто я всесилен и смогу освободить тебя от проклятия четыре века спустя? Оно же проросло в тебе, пустило корни, а теперь убивает. Неужели ты избегал меня только затем, чтобы я не заметил? Откуда у вас, рыцарей, это пристрастие к мученичеству на пустом месте?!
— Ты можешь говорить все, о чем пожелаешь, приводить аргументы…
— Но они тебя не тронут?
— Они не изменят главного: я заставил тебя отказаться от мечты.
На некоторое время повисла тишина — лишь потому, что Некр понятия не имел, чем ее заполнить. Он умел ругаться на множестве языков и диалектов, но на ум не приходило ни одно из огромного арсенала выражений, которым хотя бы приближенно удалось бы обозвать случившееся.
— Ром…уан, — наконец простонал он, пробуя коверкать имя так же, как в самом начале их знакомства, страшно и думать, сколько столетий назад. — Я порядком давно забыл о том призыве! — Некр вскочил, всплеснул руками и зашагал по комнате. Кругами — поскольку места здесь хватало от силы для трех шагов. — Давно забыл!
— Потому и изготовил себе трость с навершием в виде оскаленной головы золотого дракона?
— Именно! Заиметь такую зверушку — и успокоиться, — огрызнулся Некр, вновь сел на постель, заставив Романа посторониться, запустил пальцы в собственные волосы и обреченно прикрыл веки. — Что же ты натворил?.. Кто тебя надоумил?..
— Некр, — произнес Роман примирительно.
— Нет, мне бы и в голову не пришло подобное. Кто? — не унимался он. — Ты же в отличие от прочей рыцарской братии, у которой в пустых головах лишь подвиги и чаяния борьбы за все хорошее против всего плохого, умеешь думать. Окружение многое значит, но я имел честь говорить с тобой еще тогда, когда ты являлся человеком! Ты не мог деградировать настолько!
— Не злись.
Злиться как раз было абсолютно бесполезно: пройденного не отменишь.
— Ты всегда утверждал, будто смерть — лишь начало пути, — напомнил Роман. — Кому, как не тебе, знать, что это лишь переход, но не конец. Так и чего ты убиваешься в таком случае?
Некр открыл глаза и посмотрел на него устало и затравленно.
— Я эгоист и ненавижу терять. Тебе известно, что такое «якорь» и кто может им быть?
Ответом ему послужил растерянный взгляд.
— Некр, мы не общались толком порядком давно, — произнес Роман вроде бы спокойно, но по его лицу промелькнула тень. Он не боялся смерти, однажды уже проходил через нее и, возможно, даже многое помнил. Он, в конце концов, не смог бы быть рыцарем, трясись за собственную шкуру. Однако одно дело рисковать самому, и совсем иное знать, что способен загнать в гроб кого-то еще.
— Словно имеет значение, сколько мы общались. — прошептал Некр. — Иной раз и не требуется часто видеться или говорить. Достаточно просто знать, что «якорь» существует и благополучен, — он сглотнул и откашлялся, в горле встал ком. — Кто из ваших поддался уговорам врага? Или ты сам говорил с ним?
Роман нахмурился и мотнул головой:
— Не помню.
— Неудивительно. Темному библиотекарю ничто не стоит сначала уговорить, а затем заставить забыть и о разговоре, и о нем самом.
— Но темных библиотекарей не видели уже половину тысячелетия!
Некр потер переносицу, философски заметив:
— Нам не дано утверждать наверняка, что или кто существует или не существует на свете.
— И все же именно ты избегал меня порядком долгое время.
Хотелось бы Некру поспорить с тем, кто именно это делал, но он предпочел объяснить:
— Я не назову тебя другом, но ты и не враг, не соперник. Мне был необходим «якорь», держащий на земле, но я отказывался заводить учеников. В результате проведение все равно вывернулось, подкинув мне тебя. Я сам не знаю, как провесил эту связь.
— А потом сбежал?
Некр развел руками.
— Помилуй, чему мог бы научить некромант рыцаря?
Роман повел плечом.
— Чужой среди своих, свой в чужом клане — этой ли судьбы ты хотел? — продолжал Некр. — Сказочные злодеи назначали на роль своих сокровищ прекрасных принцесс. Они запирали их в башнях и готовились вступить в бой с каждым, посмевшим приехать за ними. Правда, те, кто постарше помнят и иные истории: как отцы подобным образом пристраивали дочек замуж, например.
Роман усмехнулся. Он тоже мог бы многое порассказать.
— Я не претендую на роль Кощея, дракона, еще кого-то вроде, да и ты далеко не юная прелестница, — сказал Некр, — но очень мне нужен. Осознания — ты есть, существуешь в этом холодном городе, который я терпеть не могу, но не решаюсь покинуть, ведь иначе не смогу переброситься с тобой парой ничего не значащих язвительных замечаний на каком-нибудь скучном сборище людей, считающих себя знатью, — вполне довольно.
Кажется, он умудрился лишить Романа дара речи. Впрочем, Некр и от себя самого не ожидал подобных признаний, полагал, будто более рассудителен и холоден. Он предпочитал снисходить до собеседника, а не вцепляться в него всеми конечностями в надежде удержать. После столь пылких речей впору подумать о собственной разумности.
— Так и будешь молчать, Роман? Я перед тобой, можно сказать, душу обнажаю.
— Вот я и размышляю насчет того, насколько все плохо.
