слышал, чтобы кто-то смог помочь таким, как она?
– Слышал и видел, – пророкотал хозяин шаурмичной. – Давно, дома. Сам такого не делал, нет. Спорить с Судьбой или Смертью я никогда не стану из глубокого уважения. Не из страха, нет. Я никого не боюсь, создатель вырвал из моей сути это чувство. Но они старше меня, они великие.
– И кто взял на себя смелость спорить с великими? – уточнил я.
– Я знал одну старуху, которая много знала и умела, – цокнув языком, ответил мне аджин. – Она долго жила, сильная была. Потому что полукровка.
– Это как?
– Ее мать как-то уснула не там, где следовало, а проснулась от звона колокольчиков, висящих на одеждах джанголоса.
– Кого?
– Джанголоса. Он когда-то был человеком, но после доброй волей отрекся от души, приняв в себя сущность древнего демона. Его работа – стеречь места силы, те, что остались от великих царств прошлого, и не пускать туда людей. Но матери той старухи повезло, она была дивно красива, настолько, что джанголос отпустил ее с миром, взяв лишь кое-какую плату. Ты понимаешь, о чем я?
Аджин мне подмигнул, разразившись при этом хохотом, а после продолжил:
– В той старухе сплелись суть человека и демона, потому она много чего знала и мало чего боялась. Я видел, как она вылечила женщину, лба которой уже коснулась длань Вестника Судьбы. Но поверь, лучше бы дети дали той несчастной умереть. Ведь это они за немалую плату уговорили мыстан кемпир продлить жизнь их матери. Не желали с ней расставаться, причем против ее воли.
– И что эта мыстан сделала? – поторопил его я.
– Она влила в жилы той, кого взялась излечить, немного своей крови, дождалась, пока вена затворится, а после произнесла заклинание, от которого хворая словно загорелась изнутри. Мыстан кемпир повелевает многим и многими, и уж, конечно, она хозяйка своей крови. Знаешь, даже меня, вышедшего некогда из предвечного пламени, бросило в холод от криков той женщины, да. Кровь старухи выжгла болезнь, это правда, только пользы никакой в том не было. Женщина выздоровела телом, но навсегда рассталась с рассудком. В результате в выигрыше оказалась исключительно мыстан кемпир, ведь она получила хорошую плату за свою работу. И, пойми, я сейчас веду речь не о баранах или золоте. Ведьмак, никогда не стоит пробовать отобрать то, что принадлежит Судьбе или Смерти. Кроме беды и горя, ты ничего не сможешь приобрести.
Я жевал неимоверно сочную и вкусную самсу, прогоняя в голове как то, что услышал от аджина, отошедшего тем временем к другому столику, за которым расположилась какая-то парочка, по виду напоминавшая студентов, так и то, что ранее мне рассказала Вика. По всему выходило, что Бэлле помочь не получится. Разных вариантов вроде бы имелось не так и мало, но каждый из них ни к чему хорошему не вел, даже с учетом и без того невеселой ситуации. Проще говоря, рассматривать их не имело смысла. Ну, кроме разве того, который подразумевал использование мандрагыра. Он-то как раз казался вполне себе безобидным и приемлемым, вот только где эдакую диковину добыть? Трехсотлетний корень. Всю Европу на пару с Азией обыщи, и то не факт, что найдешь эдакий раритет в сколько-то свободном доступе. А если и найдешь, так кусочек с ноготок, вроде того, что Вика видела. Нет, если пошарить по тайникам и заначкам старых колдовских и ведьминских семейств, то можно данный реликт отыскать, но кто же тебя в них пустит? И потом, насколько найденного огрызка хватит? На месяц? Два? Полгода? Да и вряд ли Бэлла на подобное предложение согласится. Она девчонка умная, прекрасно понимает, что короткая отсрочка от смерти хуже, чем сама смерть. Каждый день просыпаться с мыслью о том, что могила все ближе, потому что запас мандрагыра все меньше, – это, знаете ли…
Вот жалко мне ее. Жалко, и все тут. Думал, что за минувшее время вытравил из себя всю эту чепуху о том, что ближнему надо помогать, а оказалось – нет. Затронула какие-то вроде бы с концами оборванные струны в сердце эта девушка. Впечатлила она меня. Может, тем достоинством, с которым готовится встретить мою госпожу, может, тем, что в состоянии улыбаться незнакомцу, когда болит все и каждый новый день является персональным адом. А может, и тем, что, в отличие от своей старшей сестры, сумела остаться человеком.
Я на самом деле хотел бы ей помочь. Не за награду, без дальнего и ближнего прицела, просто так. Но, увы и ах, пока ничего не получается.
– Опять ты? – услышал я ворчанье аджина. – Я же тебе сказал, не ходи сюда. Мой дом не для тебя.
Я вытер губы бумажной салфеткой и заинтересованно глянул на ту, кого частил шаурмичник. Ясно же, что там, у входа, находится примечательная во всех отношениях личность. Почему примечательная? Просто если Абрагим закрывает кому-то доступ в свое заведение, то хоть ты разорвись, а дорогу к нему тебе ввек не найти. Ты будешь видеть стену дома, пустырь, что угодно, только не эту небольшую по московским меркам едальню. А эта особа – смогла.
Как оказалось, речь шла о молоденькой ведьмочке, хорошенькой до невозможности и мне, представьте себе, знакомой. Это она тогда нас с Нифонтовым тут снимать на телефон пыталась. Как бишь ее зовут? Василиса, кажется.
– Не шуми, Абрагим, – успокоила набычившегося шаурмичника сильно немолодая, но все еще импозантная дама в строгом деловом костюме. – Она пришла со мной и просто тихонько посидит вон в том уголке. Даже заказывать ей ничего не стану. Считай, что ее здесь вовсе нет. Ну вот не нашлось сегодня никого, кто бы мог сесть за руль, кроме нее.
Марфа. Я ее по голосу узнал. Вот, значит, ты какая.
– Господин аджин, я больше не буду! – губы девушки задрожали, густые ресницы затрепетали, по нежной коже щеки пробежала прозрачная слезинка. – Простите меня пожаааалуйста!
– И правда, Абрагим, – добавила Марфа. – Ну, дура. Ну, сцепилась она у тебя тут третьего дня с девкой-оборотнем. Так по молодости все мы ошибки совершали, верно? Никто не умер, никто претензий никому не выставлял. Что до твоих убытков – они все компенсированы в полной мере, верно?
– Я подумаю, – буркнул аджин. – Вон там садись.
