по обстоятельствам, разрешаю бить на поражение.
Мы с Марией переглянулись. Что-то серьезное, видать, стряслось.
— Да, и еще. Никому, кроме меня, прибытие на базу не разрешено. При попытке прорваться — огонь на поражение. В том числе и по вертолету, который попытается сесть. И по моему тоже.
— А если…
— Никаких «если», — отрезал Воислав. — Сейчас получите список сигналов. Номера. Частоты, кодовые слова. Если увидите, что садится мой вертолет, свяжитесь перед этим со мной и просмотрите список. На той ли частоте пытаюсь я с вами связаться и что при этом говорю. Кодовые сигналы в этом списке будут. Все ясно?
— Так точно!
— Ну и хорошо, — бросил Воислав и пошел к своему командирскому домику.
Через пару минут он вышел из него, таща в обеих руках тяжелые сумки, у которых что-то угловатое выпирало с боков. Понятно, вооружился, значит, до зубов. Он закинул тяжелые сумки на пассажирское сиденье и повернулся ко мне.
— Вот блокнот с кодами и частотами, вот ключи от оружейки и прочих подсобных помещений, — протянул он мне книжечку. — Надеюсь, никаких нештатных ситуаций не будет, но, если вдруг — помните, от подачи сигнала бедствия до прибытия подмоги с воздуха не меньше часа. Проведете это время с пользой и толком — выживете.
Он махнул на прощание рукой, залез в кабину и натянул наушники. Затем проделал манипуляции с управлением, легкое жужжание стартера — и винт завертелся. Сначала нехотя и медленно, а потом лопасти слились в один полупрозрачный круг, нам в лицо ударил поток от винта, и полозья машины оторвались от трейлера. Все выше, выше… Наконец вертолет взмыл над нами, и полетел куда-то на север, скрывшись за кронами вековых сосен. Только и слышалось некоторое время «чоп-чоп», за что их «чопперами» и прозвали.
— Ну что, принимаем турбазу под свое управление? — спросила Мария.
— Ага, — мне категорически не понравилось такое изменение планов Воислава. Был здесь какой-то подвох, был…
— Чем займемся? — спросила Мария, выпятив вперед свою упругую грудь.
— Не тем, о чем ты подумала, — скривился я.
Да и вообще, нашла время для лучшего примирения? После нашей «размолвки», закончившейся выстрелом в голову, как-то у нас больше ничего и не было. Да и какое там? Как говорила Масяня, «романтический момент упущен». Пусть скажет спасибо за то, что я с ней еще общаюсь в непринужденной обстановке. А пара недель регулярных физических нагрузок и раздельного проживания как-то не очень способствуют шаловливым мыслям.
— Да я тебя проверяла, — пыталась скрыть разочарование Мария.
Ну-ну, так я тебе и поверил. Решила окончательно помириться? Я подумаю. Еще не решил.
— Пошли в оружейку, а? — отмахнулся я от нее. — Похоже, Воислав что-то задумал и решил организовать нам маленькую проверку, как и чем мы будем заниматься, когда останемся вдвоем без присмотра.
— Такое же впечатление, — сказала она.
— И раз был разговор про посторонних, вторжение и его отражение, значит, надо будет к нему подготовиться. Внеплановая проверка боеготовности вполне в духе Воислава.
— Тогда нам нужна карта объекта…
— Ты за эти две недели на него не насмотрелась? — спросил ее я. — А я вот не только насмотрелся, но и накидал в уме план защиты, охраны и обороны объекта с учетом особенностей расположения.
— Не сомневалась в тебе.
Я покосился на нее, не язвит ли? Да нет, вроде без глума. И это правильно. Мне в этих вопросах доверять можно.
— Вот только в плане твоем, если он есть, будет обязательно одна большая дыра размером с кратер вулкана, — продолжила она. — Нас всего двое, и кавалерия с ее прибытием обнаружит два хладных обезображенных трупика защитников.
— Не обнаружит, — сказал я. — Воислав хочет представления? Будет ему представление. И понравится оно ему до икоты.
Когда я отпер дверь оружейки в подвале, то аж ахнул от увиденного. Что всегда можно обнаружить в чужой оружейке? Кучу неучтенки, которая хранится на всякий случай. Вот как раз такой случай, похоже, и наступил.
— Выбирай, — я кивнул в комнату, заставленную тяжелыми деревянными ящиками.
— Давай, что-нибудь попроще, — сдула локон со лба Мария. — Я не думаю, что тут потребуется что-нибудь тяжелое.
— А вот я — думаю, — сказал я, и откинул крышку хорошо знакомого мне ящика.
Вот она, неучтеночка! В виде ПЗРК. Воислав обмолвился про возможное нападение с воздуха? Хорошо, я приметил огневую точку с круговым обстрелом, откуда можно будет вести огонь. А вот и ящик с второй неучтеночкой, РПО. Конечно, не вариант палить из него в белый свет, как в копеечку, но прикрыть подъездную дорогу сам бог велел.
— Синдром «больших пушек»? — съязвила Мария. — Компенсируем размер калибром?
— Молчи, женщина, — сказал я, вытаскивая трубу из ящика. — Сама знаешь, что это не про меня.
Намек был понят и принят. Ну еще бы.
— Ладно, возьму автомат, — она потянула из пирамиды АТ и взяла подсумок с четырьмя магазинами. — Все равно нам не нужен полноценный бой с вражеской группой. Отойдем и будем прорываться наружу.
— С чего ты взяла, что что-то будет? — спросил я. — Тем более про какую-то группу разговор? Ты, часом, не перегрелась?
Я демонстративно пощупал ее лоб.
— Ну ты сам-то вооружаешься до зубов, — возразила она.
— Я параноик в законе, мне можно. Лучше всегда перебдеть, чем недобдеть.
— Что на это скажет Воислав? Два малолетних придурка решили поиграть в войнушку со всеми вытекающими?
— Да мне, честно говоря, пофиг на него. Если вышибет отсюда и напишет в отчете о непригодности к службе в ОКЖ — только спасибо скажу, — я взвешивал в руке брусок пластита.
— А что же ты на все это согласился? — удивилась она.
— На что на «это»? — переспросил я.
— Ну пройти подготовку в лагере и подумать о будущем?
— Из всего этого веселого скаутского лета меня интересовала только закрытая часть, которой я вряд ли смогу где-нибудь научиться. И все. О будущем под флагом ОКЖ я думаю с омерзением.
— Что так?
— Спроси у своего дяди, — хмыкнул я. — Редкостной души человек.
Разумеется, я хотел сказать, что он редкостный чудак на букву «м», но потом решил смягчить выражение.
— Согласна, — зло сказала Мария. — Поэтому его бабушка и не переваривает.
— Тем не менее, ты работаешь на него? — я туже затянул вещмешок со всеми бабахающими прибамбасами.
— Давай психоанализ оставим на потом, — окрысилась она.
— Давай, — согласился я, прилаживая брусок пластита к ящику со взрывчаткой.
— Ты что, самоубийца? — глаза Марии при этом расширились?
— Нет, — я инициировал взрыватель, пискнувший и мигнувший красным глазком. — Если нам придется уходить, то за то, что может попасть в чужие руки, по головке не погладят. А если не придется — то и хорошо.
— Вряд ли Воислав знал, какого маньяка он тренирует, — покачала головой Мария.
— Пусть знает. Хочу устроить ему гипертрофированное рвение и легкий эпатаж. Пусть проникнется моим сверхбдительным отношением к службе, покрутит пальцем у виска и скажет твоему редкостному дяде, что я не подхожу для службы в ОКЖ. Да, пусть еще заставит меня пройти психолога, того я тоже доведу до белого каления.
— А я думала, что тебе это нравится… — разочарованно сказала она.
— Нет. Совсем. Но мне и не нравится, когда на меня начинает давить твой дядя, а особенно, когда эта сволочь начинает гадить моему клану. Поэтому я и делаю все, чтобы он сам отказался от меня. Ладно, насчет сеанса психоанализа ты права, не время. Так что бери автомат и иди в дежурку, следить за аппаратурой. А я пока займусь огневыми точками и организую маршрут отхода. Как всегда, с шутками, прибаутками и фейерверком.
— Ладно, — Мария повесила на плечо автомат и пошла наверх, к мониторам.
А я посмотрел на кучу отложенного добра, вздохнул и начал перетаскивать его наверх — надо же подготовиться к возможной встрече.
Следующий час я только и делал что перетаскивал запасы оружия к потенциальным огневым точкам. Пусть будет под рукой, если понадобится — потом с этим снаряжением не побегаешь, если что.
— Что у тебя? — я прижал пальцем гарнитуру рации.
— Все нормально, никаких сигналов, кроме фоновых, — ответила Мария.
— Запусти воздушную разведку.
— Сейчас.
Раздалось нервное жужжание, и с крыши взлетел квадрик, уносясь в небо. Пускай, это не моя работа. У меня другая есть.
Я подтащил к забору мешок со взрывчаткой. Если придется отходить, то явно не через главные ворота. Обернуть прутья пластитом, и…
— Что ты делаешь?
Я поднял глаза и увидел маленькую девочку лет десяти. В ситцевом платьице, черноволосая, с распущенной гривой. Только вот какая-то она подозрительно бледная…
— Картошку сажаю, — ответил я. — Не видишь?
— Странная какая-то у тебя картошка.
— Ты чья, дите? — спросил я, чувствуя неладное.
— Я местная, Маланья меня звать.
— С кем ты разговариваешь? — спросила встревоженно
