Земля мечты. Последний сребреник - Джеймс Блэйлок

книги. Могу позаимствовать и деньги на покраску. – Он поднял руку, пресекая возможные возражения. – Я бы не сделал вам такого предложения, но мы, гугеноты, должны помогать друг другу. Не говорите мне ни «да», ни «нет». Просто помните, что мое предложение остается в силе. Мне у вас нравится. Меня устраивает океанский воздух. Не удивлюсь, если следующие несколько лет проведу здесь, если господь отпустит мне столько времени. Я просто чувствую, что имею право сделать такое предложение.

– Спасибо, мистер Пенниман. Но у Эндрю есть этот пункт в списке, как я уже сказала, и он обещал уже сегодня заняться своим списком.

– Зовите меня «Жюль», Роза. Нет больше никаких мистеров Пенниманов. Не будем возвращаться в прошлое.

– Хорошо, Жюль.

Пенниман прикоснулся ко лбу и усмехнулся. А потом, словно внезапно вспомнив что-то, спросил:

– А скажите-ка, Наоми собирает монеты? У нее внешность человека, который мог бы – вроде того… как бы это сказать? – Роза пожала плечами и отрицательно покачала головой. – Значит, совсем «нет»? Может быть, в детстве? Или в молодости? Может быть, слышали когда-нибудь от нее что-то вроде «особо ценная монета»?

Роза ответила, что ничего такого не слышала. Ее напрягало любопытство Пеннимана. При других обстоятельствах он мог бы даже понравиться ей за это. Он, казалось, не жалеет сил, чтобы общаться с людьми. Мир остро нуждался в таком общении, если оно было искренним. Был ли искренним Пенниман, задалась вопросом она. Или он просто имитировал искренность? Она проводила его взглядом – он вышел резвой походкой, широко расправив плечи, что-то напевая себе под нос. Через несколько секунд хлопнула входная дверь, и он, как и каждое утро, отправился на бульвар Оушн, постукивая по тротуару своей тростью с ручкой из слоновой кости в виде морского змея, свернувшегося в несколько колец.

Эндрю стоял в помещении, которое превратилось в бар. Он с тщательнейшей осторожностью налил кофе в чашку. Бимс Пиккетт наблюдал за ним.

– Значит так, я наполняю ее один раз, – сказал Эндрю. – Вот так. – Он закончил наливать, поставил кофейник, взял чашку. – Теперь я выпиваю половину – вот так. – Он отпил половину и поставил чашку. – Теперь я еще раз наполняю ее до края и выпиваю. – Он снова поставил на стол пустую чашку, сделав рукой движение наподобие тех, что делают иллюзионисты на сцене. – Значит так: эта чашка была полна два раза. Верно?

Пиккетт некоторое время смотрел на него, прищурившись, наконец кивнул.

– А теперь она пуста. Верно?

– Верно. Пуста.

– В то же время, – улыбнулся Эндрю, – хотя чашка была полна два раза, выпил я только полторы чашки, но чашка при этом пуста. – Он перевернул чашку вверх дном, иллюстрируя сказанное. На столешницу упала одна коричневая капля.

– Кажется, я понял, – сказал Пиккетт, сделав какие-то расчеты в уме. Он прикоснулся к указательному и среднему пальцам левой руки указательным пальцем правой, словно тщательно обдумывая задачку. – Мой тебе совет: выкинь это из головы, никакой выгоды ты от этого не получишь. Можешь не сомневаться. В любом случае Эйнштейна тебе не догнать.

– Эйнштейна? Он тоже работал с чашками кофе?

– Нет, кажется, у него были чашки с чаем. И это не имело никакого отношения к чаепитиям, как в твоем случае. У него это было как-то связано с реками – высохшими реками, кажется. Он их вычислил.

– Правда? Эйнштейн? Читая по чайным листьям?

Пиккетт пожал плечами.

– Я так читал.

Эндрю это понравилось. Наука, как ни посмотри, была неплохим бизнесом. Один из родственников Розы много лет раскручивал лягушачьи мозги на центрифуге, явно надеясь обратить эти эксперименты во что-нибудь многозначительное. Один человек крутит лягушачьи мозги, другой измеряет кофе в чашке, а в один прекрасный день – что? Человек ступает на луну. Другой ступает в черную дыру и исчезает. Кто может знать, что получится из всего этого – к добру или к худу? Вот в чем заключался главный вопрос.

– Это как с бесконечностью поначалу, правда? Эта история с исчезающим кофе? Как представление о бесконечности пространства. Когда я был мальчишкой, я всегда воображал, что где-то там есть сеточная ограда, как в школьном дворе, где все кончается.

– Но ведь ты мог видеть, что за этой оградой. В конечном счете сетка…

– Не помню. Кофе? – Он поставил перед Пиккеттом оставшийся кофе и подвинул к нему чистую чашку. Пиккетт отрицательно покачал головой.

– Мне нравятся математические загадки, – сказал Эндрю. – В особенности если спускать их с небес на землю, где их можно применить к чашкам кофе и всякому такому. Не совсем бесприбыльное занятие для владельца ресторана.

Пиккетт кивнул, но выглядел он озадаченно.

– Знаешь, я не думаю, что она наполнялась дважды. Я думаю…

– Конечно, – перебил его Эндрю. – Конечно. Я и сам догадался – вчера ночью. Это языковой вопрос, верно? Что мы имеем в виду, когда говорим «наполнялась»? Мы имеем в виду пустую чашку, которая наполнялась дважды, или то, что в полупустую чашку доливали? Это очень похоже на слово «окно». Посмотри в новом Вебстерском словаре. Никто тебе не скажет, что такое «окно» – то ли непроницаемая фиговина, которая не пускает тебе в жилье воздух с улицы, то ли это дыра в стене. Ты можешь закрыть окно, а можешь войти в него, ты его можешь вымыть, а можешь разбить. А представь, как можно пролезть через что-то такое, что тебе не разбить.

Удивительная вещь – этот язык, я тебе скажу, а еще более удивительным он казался прошлой ночью после двух порций виски. Я поначалу решил, что провалился в тайну бездонной чашки кофе, вот только это, казалось, работало против меня. Я сразу же понял, что никакой выгоды не получу. Наоборот. Я наливаю две чашки, а клиент выпивает только полторы, из каждых двух чашек, что я наливаю, я теряю полчашки. А ты представь потери за год. Сколько это будет? Скажем, две сотни чашек в день два дня в неделю, и полчашки на каждые две исчезают, о чем свидетельствует математика. Это пятьдесят чашек в день коту под хвост, а если их умножить на… Мы будем закрывать заведение на праздники?

– И, может, на понедельники. По понедельникам все закрывается.

– Да, – сказал Эндрю. – Мы так или иначе не собирались открываться по понедельникам. В общем, я