будет зол. Но выдержу… я сильная, как говорят. И дойду. Тем более жар спадает, а песня звучит тише. Каждый мой шаг поднимает облачко пепла, который кружит, кружит. И дышу я гарью, копотью и ядовитым дымом.
Завтра будет плохо. Но ничего, главное, что завтра будет.
Я успела. Я дошла до Ника и, стянув свою куртку, набросила на его плечи, сбивая остатки огня. И когда он покачнулся, я подставила свое плечо.
А потом позволила опереться на себя.
Я и вправду сильная.
Лука не спал.
Он закрыл глаза, прислушиваясь к дыханию женщины, которой не должно было быть рядом, но она была. Тонкая. Хрупкая. С рисунком шрамов на спине, которого она стеснялась, хотя этот рисунок был красив, как и все в ней. Жаль, что Лука не сумел ее убедить.
И вряд ли сумеет.
Утром она сделает вид, что ничего не произошло. А Лука примет это, потому как это и вправду проще. Взрослые люди играют во взрослые игры. Но пока она спала.
А он смотрел. И еще слушал.
Слухом его Господь и вправду наградил чересчур уж острым. И порой это доставляло немалые неудобства. Как теперь.
Ворочается в номере мальчишка, который мог бы умереть. Об этом ли думает? Или просто не спится? И потому он встает со скрипучей кровати, будоража не менее скрипучий пол.
Бродит внизу хозяйка, толстая неряшливая женщина, которая выглядит одновременно и жалкой, и злой. Тоже не спится?
Совесть нечиста?
Или просто возраст? Джонни похрапывает. Он единственный кажется далеким от здешних дел и оттого счастливым. Он занят телами и не желает большего. Правда, порой начинает смеяться во сне.
Много людей. Слишком много, чтобы спать спокойно. Да и в принципе не любил Лука новых мест, тем паче столь ненадежных. Двери хлипкие. Окна и вовсе едва-едва закрываются. И вынести их можно хорошим толчком или вовсе не выносить, а просунуть в щель проволоку с крючком. Находились ловкачи. А тот, кого они искали, определенно был ловок.
Милдред вздохнула во сне. Приоткрыла глаза. Мутный взгляд ее сосредоточился на Луке.
– Спи.
– Что-то не так.
– Где?
– Не знаю.
Она попыталась сесть, но Лука не позволил, завернул ее в одеяло – не хватало еще простудиться – и велел:
– Спи. Это просто тревога. Бывает.
– А ты?
– И я буду спать.
– Сейчас?
– Чуть позже…
Он не удержался, потерся о ее волосы, которые все еще пахли яблоками. И Милдред вздохнула, закрыла глаза, возвращаясь в прерванный сон.
Замки надо менять.
И на окнах тоже. Хорошо бы и окна поменять, но этого бюджет не предусматривает. Запросить из Тампески подмогу? Там будут рады. Наводнят городишко полицией, объявят комендантский час, от которого толку не больше, чем от клаксона на лисьей охоте. Патрули не помогут. И люди.
Здесь иначе надо. И все-таки не шли из головы те куклы в темном кабинете. Имена Лука отбил, пусть проверят, что у них тут с детьми приключается. Скорее всего, конечно, пустышка. Люди в ненависти своей порой сами создают химер, и это не исключение, но… все равно пусть проверят.
Личность девушки установить надо бы, той, которая из закусочной.
Наведаться к матушке этой Уны, может, она расскажет чего интересного. И вообще, дел множество.
Звук этих шагов был едва различим. И потому Лука моментально сбросил дрему. Осторожно приподнялся, сунул под голову Милдред подушку. Прислушался.
Спит. И дыхание ровное.
Хорошо. Шаги… может, ему почудилось спросонья, ибо сейчас в коридоре было тихо. А ведь пол здесь еще тот, под собственным весом Луки просто-напросто прогибается.
Тишина.
И хихиканье Джонни. Тот, другой парнишка лег в кровать, но не спит, ворочается. Или это он во сне? Главное, что кровать скрипит на все лады.
Хозяйки не слышно вовсе.
А шаги раздались вновь. Близко. Рядом. И тот, кто идет… обычный человек его бы не услышал. Да и Лука не мог бы сказать, что слышит. Скорее он кожей ощущал присутствие постороннего. Вот этот посторонний остановился в начале коридора.
Лука перекатился на живот. Поднялся, стараясь двигаться настолько аккуратно, насколько это возможно. Вытащил из груды одежды кобуру.
Щелкнул курок.
Запахло оружейным маслом, но гость не почуял. Думает, что все спят? Или… может, маг вернулся? Нет, мага Лука знал, пусть знакомство и было поверхностным, но инстинкты уверяли, что там, за дверью, чужой.
Лука осторожно перетек с ноги на ногу. Замер. И дыхание затаил.
А чужак приближался.
Ближе.
И… ближе… и остановился перед дверью, за которой затих наконец мальчишка. Снова шаг. И теперь сам Лука добрался до порога. Оглянулся на женщину, которая, к счастью, спала. Оставить ее?
Неразумно.
Но и мальчишка…
Если в его голове и вправду прячется что-то важное? И тот, кто пришел, не желает, чтобы это неведомое «что-то» выплыло. Тогда мальчишку убьют.
Нехорошо. Убивать людей вообще нехорошо, а федералов – вдвойне.
Лука тронул ручку, надеясь, что ему удастся открыть дверь, не спугнув ночного гостя. Но та с какой-то извращенной готовностью издала душераздирающий скрип. И Лука, поняв, что терять нечего, вывалился в коридор.
– Стоять! – его голос заставил вздрогнуть все хилое это строение. Но тень человека и не думала останавливаться. Она метнулась к лестнице. И вниз.
А Лука за ней. Он умел бегать. И быстро.
– Стой, стрелять…
Внизу что-то громыхнуло, вспыхнул свет, ослепляя. И Лука едва не скатился с этой растреклятой лестницы, ступеньки которой оказались слишком узкими, чтобы он мог на них удержаться. С последней он все-таки свалился, поднялся, преодолевая острую боль в ноге. Глаза слезились от света. Но до двери Лука добрался и вынес ее ударом плеча. И, оказавшись на улице, понял, что опоздал.
Улица была пустынна. Тиха.
– Твою ж… – Лука все же спустился.
Еще три ступеньки. И нога ноет. Подвернул, стало быть. Опять. Завтра будет хромать. Надо было иначе, через окно выбраться, обойти этот дом, который снаружи больше на хлев похож, и тогда уже… надо было.
Он прислушался. Пусто.
Кто бы ни был, он ушел.
– Что здесь происходит?! – визгливый голос миссис Гольстром заставил вздрогнуть. И Лука опустил пистолет. – Вы что себе позволяете…
– Заткнитесь, – он не желал быть вежливым.
– Что?!
– Заткнитесь. Пожалуйста, – добавил Лука.
Он поднялся по треклятым ступеням, чувствуя, как наливается болью нога. Завтра будет хуже, но это завтра. До него еще дожить надобно. Он подвинул огромную женщину, которая накинула поверх грязной ночной рубашки не менее грязный халат. Кому другому она показалась бы непреодолимым препятствием, но Лука просто переставил
