Да и сам он на меня произвел наилучшее впечатление, не юлил, цену не набивал. Деловито подошел, четко обозначив сроки и условия.
— В смысле? — всё таки начал я терять терпение. — Денис, давай уже по существу. Что с ними? Дохлые что ли?
— Не... Они это, топтанные петухом, короче говоря. Сам видел! — засмущался богатырь, покраснев.
Вот вроде про двор дедовский говорил, с сельской живностью, а стесняется таких вещей.
Как я не старался не заржать, у меня не получилось. Как представил его с грустной рожей, смотрящего на акт петушиной любви с нашим товаром, так сила воли покинула меня. А уж заметив глубокие царапины на могучих руках, я понял что напарник вступил в неравный бой за честь бедных куриц...
Ну что за святая наивность! Я же шутил! Шутил же? Точно помню, смеялся, а потом убегал.
— Ты чего? Чего ты? — обиженно хлопал Дэн ресницами. — Не смешно же! И ты тоже ржешь... Я ведь тебе тоже могу в морду дать.
Хохотать я резко перестал. Но не из-за угрозы.
— Что значит тоже? Ты что, купцу зарядил?
— Ну так нечего надо мной потешаться, — гордо выпрямился напарник.
Себе я зарядил сам, хлопнув по лбу. Дошутился, блин. Что-то мне подсказывало, что плакали мои черные курицы. Ну хоть немного любви получили в ожидании пришествия этого рыцаря. Вряд ли купец Дыденкин оценит моё чувство юмора, если я приду с объяснениями. В любом случае придется идти и восполнять ущерб.
— Тут согласен, — вздохнул я. — Потешаться над тобой себе дороже.
— Вот! — обрадовался напарник, не заметив сарказма. — Ну что, теперь и поесть можно?
Но трапезничать он отправился без меня. Я не стал откладывать визит к купцу и решил сразу уладить вопрос, сходив на Торг. Зашел в библиотеку за монетами, где на меня тут же насели сестрички.
— Повелитель! — Ярослава обвиняюще набросилась на меня. — Не уходите больше никуда без нас! Мы не можем обеспечить вашу безопасность, если не будем рядом.
— Так, — я проигнорировал её неуемную жажду опеки. — Вы же можете явиться ко мне в любое время и место. Неужели начали слушаться?
— Мы всегда вас слушаемся, повелитель, — обиделась Софья и с видимым сожалением призналась: — Но сегодня что-то случилось, днем. Мы потеряли вас.
Я взглянул на меч. Янтарь светился уже не так ярко, едва заметно мерцал теплым светом. Интересный побочный эффект у этого самого «благословения Довмонта». Получается, что теперь меня не вычислить даже привязанным ко мне Тенями? Захотелось поэкспериментировать, но я отложил это занятие, чтобы не откладывать другое, менее приятное.
— А нечего приличным девушкам по сортирам шастать! — выдал я своё открытие за великую мудрость.
На «приличных» они разобиделись ещё больше, чем на недоступность повелителя. Хитрые бестии тут же напросились меня сопровождать, воспользовавшись минутной слабостью. Я конечно мог и скрыться от них, но по глазам видел, им очень хочется прогуляться по Торгу. Девочки всегда такие девочки. Так что благосклонно разрешил. И строго запретил кого-либо калечить.
С Дыденкиним всё прошло неплохо. Может воинственный вид девушек помог, они не калечили, как я и велел, но глядели так многозначительно своими алыми глазами, что и без демонстрации было понятно.
Купец принял мои извинения довольно быстро. Прикрывал синяк под глазом и твердил, что это дело житейское. Вдаваться в подробности я не стал, не называя истинной причины конфликта. Но ответственность взял полностью на себя, так что и извиниться не переломился. Денис ни в чем не виноват, он честно выполнял мою просьбу. Валить на него не стал, не по-людски это. Соврал, что сам перепутал, с другим девственным товаром. На что Дыденкин икнул и стал бояться меня ещё больше.
Куриц в итоге он мне отдал, но не совсем так, как мне хотелось. Дополнительную оплату купец категорически отказался принимать, но вот живой товар сразу велел отправить покупателю. То есть мне, в библиотеку...
Я представил, что скажет Альбертыч на новых жильцов и решил назад не торопиться. В конце концов нужно было закупиться пряниками и прочими жизненно необходимыми вещами. Да и девочек порадовать. Тем более на компенсации морального ущерба я сэкономил, а вот экономить на счастье подчиненных было не в моих правилах.
Бывшие убийцы, увидев разнообразие лавок, преобразились. Пусть сначала их интересовали исключительно оружейные ряды, но я взял им по мороженому и сестры уплетали его, довольно улыбаясь. Богами клянусь, я услышал, как они смеются! Над экипировкой гвардейцев, которые гарцевали с важным видом по улочкам, но тем не менее.
Они даже не заметили, как их толкнул зазевавшийся прохожий. Хихикали над чем-то, перешептываясь. Так что я решил закрепить воспитательный эффект и повел их по лавкам более подходящими для прекрасного пола. Они сопротивлялись, фыркали и вообще делали вид, что всё это глупости. Но их выдавали горящие надеждой глаза.
Пусть пришлось приобрести им по кастету, но к ним прилагались наряды. Я умело подвел их к безысходности такой покупки, сообщив что на великосветские приемы в таком виде их со мной не пустят. Сестры театрально смирились и принялись примерять. Тут то я немного пожалел о своей доброте, но к счастью в выбранной мною лавке к ожиданию прилагались удобные диваны с напитками и закусками.
В Цитадель мы возвращались счастливой семейной... троицей. На мне висели десятки пакетов и щебечущие девушки, на каждой руке по одной. Доставке доверять они не хотели, так что я смиренно нес их сокровища. Их искренние и счастливые улыбки были лучшей наградой. Да и прижимались они ко мне хоть неподобающе плотно, но приятно.
Стражники на воротах провожали нас взглядами, полными уважения и белой зависти. Один даже показал исподтишка мне большой палец и подмигнул.
Зато сразу за дверями библиотеки нас поджидал висящий в воздухе бесплотный сторож. Усы его повисли сосульками, что говорило о крайней степени расстройства.
— Максим, — заныл дух, как только я переступил порог. — Вынужден сообщить вам, что я возражаю против подобного возмутительного поступка.
Ярослава и Софья как то очень быстро ретировались, выхватив из моих рук покупки. Я уже заметил, что Альбертыча они старались избегать при любой возможности. Вроде его и бить не за что было, но терпеть невозможно. Да и что они могли сделать с духом? Лишь я мог исполнить угрозу развоплощения, а больше с ним и сделать нечего было.
— Я
