Печать Джа - Артем Углов

Коты крайне опасные животные. И речь здесь идет не о питомцах богатых домов, раскормленных до состояния меховых шариков, а о поджарых, вечно голодных крысоловах. Я подозревал, что на борту «Оливковой ветви» будет парочка подобных тварей. И даже рассчитывал с ними договориться, но не вышло. Дикие завывания переполошили моряков, дежуривших в трюме.

Меня поймали, скрутили и ткнули носом в пол. В доски, пропитанные морской солью и мышиным пометом. Здесь все воняло солью, но дерьмом все-таки больше.

— Ленни, кто там у нас? Очередной безбилетный пассажир? — раздался голос над головой.

— Крысеныш… Вот капитан обрадуется.

Парочка крепких рук подняла мое тело с дощатого пола.

— Паря, даже не рыпайся.

Я и не думал. Смысл бежать, когда за бортом на многие лиги вокруг океан.

Меня потащили вперед, к большой лестнице, ведущей на верхнюю палубу. Под улюлюканье и свист оживившихся моряков. Самих их я не видел, лишь пятна босых ног, мелькающих перед глазами.

Болезненный удар прилетает под ребра.

— Шевели лапками, крысеныш!

Сложно подниматься наверх по крутой лестнице, когда кисти скручены за спиной, а сам ты находишься в позе танцовщицы Таалийского балета.

— Слышь, Ленни, ты на ручки его возьми.

— Бабы нет, так хоть мужика потаскаешь.

— Приголубь мальчонку, Ленни!

Шутки и прибаутки неслись со всех сторон, нервируя и без того раздраженных конвоиров. Наконец один из них догадался ослабить хватку, позволив выпрямиться. Другой помог задрать голову, оттянув волосы на затылке.

Худо-бедно меня подняли на один пролет, приложив лбом то ли о поперечную балку, то ли об очередную ступеньку. В глубине коридора мелькнул тусклый свет — если не изменяет память, именно там находился камбуз. Там же складировалась часть съестных припасов, перенесенных из трюма по причине повышенной влажности. А если развернуться…

— Шевелись! — тяжелый кулак бьет в грудь, сбивая дыхание. Я заваливаюсь на спину, готовый скатиться вниз по лестнице, где шею свернуть — дело случая, ну или пары секунд. От падения уберегает один из конвоиров, тот что находится по левую руку, пропахший дешевым табачным дымом. Он успел перехватить мое тело, едва не выдернув кость с жилами.

— Ленни, ты чего творишь. Какая каракатица тебя укусила?

— Да потому что достало…

— Тебя капитан достанет, если мы вместо живого человека труп приволочем.

— Тебя чё, всерьез волнует здоровье этой сухопутной крысы?

— Ленни, иди отдохни.

— Зак…

— Ленни, кому сказано, пшёл.

И Ленни пошел. Я услышал скрип досок под ногами, и очередную порцию скабрезных шуточек, отпускаемых в адрес незадачливого конвоира.

— Паря, ты же не будешь творить глупости? — снова этот дружелюбный, располагающий к себе голос. Такие типы опаснее всего — бьют сразу в печень или ножом в горло. Уж лучше нервный и суетливый Ленни.

— Паря, мы договорились?

— Да…

— Тогда давай — вперед.

Чужие руки отпускают запястья. Я выпрямляюсь в полный рост и наконец вижу выход на верхнюю палубу. Всё та же крутая лестница из потемневшей от времени древесины. В широком проем виднеется кусок ночного неба, усыпанного звездами. Хватаюсь за перила и медленно, без лишних движений начинаю подъем наверх.

На палубе столпилась куча народа. Слишком много лиц, чтобы удалось кого-то разглядеть или запомнить. Лишь одна фигура выделялась на общем фоне — капитан, обряженный в синий сюртук с массивными позолоченными пуговицами. Круглое лицо наполовину скрыто густой бородой и бакенбардами, мохнатыми, что дворовые псы Алтанской породы. Столь же мохнатыми и кучерявыми оказались брови, нависшие над глазами.

Меня вытолкнули в центр живого круга, слишком плотного, чтобы попытаться сбежать. Да и куда бежать, если на тысячу лиг вокруг сплошной океан. Лишь в одном месте кольцо разрывалось — именно там, где и стоял капитан. В полном одиночестве, не считая высокой фигуры по правое плечо. Сухое, ничем не примечательное лицо, все тот же синий сюртук, но уже с оловянными пуговицами — либо боцман, либо квартирмейстер. Скорее всего второе, потому как приметная серьга в ухе отсутствовала.

Капитан поднял руку и голоса мигом смолкли. Тишина… лишь одному океану было плевать на приказ, поэтому он продолжал биться о борт судна.

— Вот, безбилетника поймали.

Толчок в спину, и я делаю два вынужденных шага вперед.

— В трюме прятался, за бочками с солониной.

— Кто обнаружил? — голос у капитана был тяжелый и скрипучий.

— Фартовый… Он как его учуял, принялся орать и шерсть дыбом. Вахтовых внизу переполошил.

— Фартовый, значит… Давненько он таких крыс не ловил, больших и…, - капитан с сомнением посмотрел на меня. Наверное, хотел сказать жирных, но передумал, учитывая торчащие под рубахой ребра. — Как же тебя на мое судно занесло, доходяга? Неужто на Новый Свет захотел посмотреть?

Молчу… Толку от разговоров, когда и так все понятно.

— Да-а, — разочарованно протянул капитан, — хоть бы раз что-нибудь новенькое. И что ж вас туда тянет, будто медом намазано. Думаете, жизнь в сахар превратится? А жизнь, она везде одинаковая, что по одну сторону океана, что под другую… Сколько тебе годков, крысеныш?

— Шешнадцать.

По окружившей нас толпе пронеслись смешки.

— Ну надо же, аж цельных шешнадцать, а мозгов так и не нажил… Давай, снимай одежду.

Я недоверчиво уставился на капитана. Может ослышался, причем здесь моя…

— Кому сказано, сымай!

Стоящий за спиной конвоир с силой дернул за рубаху, так что швы затрещали, а сам я едва не оказался на палубе, чудом удержавшись на ногах.

— И портки скидывай. Не заставляй ждать капитана.

Через несколько секунд я стоял голый в окружении десятка людей. В голове тут же начали роиться воспоминания о многочисленных сплетнях, слышанных в порту. О том, как проворовавшихся матросов обмазывали рыбьим жиром и привязывали голышом к бушприту. Бедолаги умирали долгой мучительной смертью из-за чаек, терзающих клювами плоть.

Мышцы сжались, а тело задрожало то ли от страха, то ли от холодного морского ветра, пробравшего до самых печенок.

— Глянь, есть на нем какие отметины?

Чужие пальцы с силой схватили за плечо.

— Стой и не дергайся, — пробормотали над самым ухом. Я узнал голос того самого Зака, только не осталось в нем ничего от былого дружелюбия, лишь безмерная усталость человека, выполняющего свою работу.

— Чист, капитан — ни одной отметки. А вот шрамов у парня, будь здоров, словно через мясорубку пропустили.

— И откуда ты у нас такой взялся?

Чужая рука ложится на плечо — намек, понятный без лишних объяснений, поэтому тороплюсь