всей вероятности, уволили не тех, — закончил Миша, уже потеряв какое–либо воодушевление от полного безразличия и пренебрежения к его словам.
Сергей Павлович, будто слушал доклад жены о неубранной на зиму в сарай картошке и не мог дождаться, когда же тот будет окончен. Он откинулся в кресле, помолчал секунд десять, ожидая, когда успокоится Михаил. Указав пальцем на его рубашку, сказал:
— Ну, пуговицу, я смотрю, ты всё равно пришил и пришёл ко мне спустя неделю с начала сотрудничества.
— Это всё понятно, — начал Миша, — но это же просто ряд совпадений. Я хотел связаться в первый день, но выходные, контактов ваших не было… — Миша говорил, но становилось понятно, что его попытки найти оправдания не интересны.
Он продолжал рассказывать. В этот момент случайно обратил внимание на пуговицы, держащие воротник рубашки Сергея Павловича, ему бросилось в глаза, что все пуговицы были пришиты крестиком, а левая — квадратом, так что центр пуговицы оставался открыт.
Мишу словно пронзило током от понимания, что он пришёл докладывать о предательстве тому самому человеку, который его подталкивал к вылавливанию нужной информации — предателю в высших кругах.
Сергей Павлович понял, что Миша смотрит на пуговицу.
— Да, — глубоко вздохнув, сказал он, — как ты, я заморачиваться не стал, признаю — ошибка, надо было все пуговицы перешить, как у тебя.
Признание мужчины вогнало Михаила в ступор, а его полное спокойствие обескуражило.
— Это вы… Вы работаете на них, — разочарованно сказал Миша.
— Миша, вот только не надо драмы, я не на них работаю, а с ними, это тут рабовладельческое понимание, там — партнёрские отношения. Ты мне лучше скажи, почему передумал?
— Я и не собирался!
— Да не паникуй, — указал он жестом на понижения тона, — если бы не собирался, то рассказал бы мне всё, край в понедельник, или вообще не явился за получением второй инструкции, но ты пришёл ко мне спустя неделю, с пришитой камерой, в момент, когда получил доступ к нужным материалам. Что, гордость за Родину проснулась или патриот в тебе заиграл? Так я тебя огорчу, эти разработки так же были сворованы и доработаны, по проекту «День», по этому пластику в США десять формул запатентовано. Посмотри хотя бы на эту пуговицу: не меньшее технологическое чудо. Могу сказать больше — они могут АК‑74 такой собрать, и ты его в самолёт можешь пронести, никто не заметит. Проект «Ночь» — да, вот тут наши Кулибины смогли достичь неимоверной черноты и вязкости, вот только этот материал тебе и надо передать «партнёрам», так что не переживай, они не воруют, это наши у них своровали, а они лишь хотят получить компенсацию.
— Проблема не только в покрытиях, сам корпус вам нужен, материал.
— За это не переживай, я им сам его предоставлю, уж к нему я доступ имею, а вот твоя работа им может открыть химический состав. Так уж получилось, Миша, что мы с тобой уже на переправе, а коней на ней, как говорится, не меняют.
— В каком смысле?
— В самом прямом, в конце осени запланированы совместные показательные выступления с нашими «партнёрами» и любимым НАТО. Скажем так, попытка наведения мостов в разгар холодной войны. И если с нашей стороны пройдут показательные выступления проекта «День» и «Ночь», то это в очередной раз ударит по репутации «партнёров», а если мы с тобой сорвём процесс или предоставим аналоги, то мы с тобой станем очень — очень, Миша — богатыми людьми и гражданами другого, гораздо более цивилизованного, государства.
Михаилу было противно слушать Сергея Павловича — то, что он говорил, для него было совершенно неприемлемо.
— Не будет никаких «если»! — твёрдо заявил он.
— Будут, — спокойно ответил Сергей, — и ты примешь в них участие.
— Нет, и вам не позволю!
Его собеседник рассмеялся.
— Ну–ну, и что ты сделаешь?
— Я доведу до сведенья руководства.
— Ты не пробьёшься к руководству, я твой предел в иерархии данной организации. Если весь полигон начнёт работать против руководства, они об этом из новостей узнают, когда мы бросим этот объект! — он начал заводиться. — Ты машины у главного офиса видел? Ты на телефоны их детей посмотри! На свою официальную зарплату они и этого позволить бы себе не смогли, не говоря уж про машины стоимостью за семь–восемь миллионов и квартиры в разы дороже. Их только это интересует, а тут нарисовался придурашка, который без году неделю тут отработал, и рассказывать им сейчас начнёт, что у них на производстве, на котором они ни разу не были, да и знать не знают, где оно находится, есть шпион. Они с радостью тебя послушают, но по итогу спросят, кто покупатель, и продадут сами, только в пять раз дороже. Ты не средство достижения цели, а всего лишь способ экономии!
— Может и так, но я всё же попробую, — сдерживая злость, сказал Михаил.
— Миша, ты хороший парень, и я согласен дать тебе второй шанс. Ты можешь попробовать, и я обещаю тебе — результатом окажется, что ты сядешь года на три, забудешь про какую–либо госслужбу, да и про всё остальное в принципе тоже, я выкручусь, а вот ты, когда кому–то доложишь, нарушишь добрый десяток соглашений, которые подписал в первый день, я уничтожу и тебя, и про твою семью не забуду. В том случае, если ты просто уйдёшь или уволишься, исход будет тот же. Поскольку мы уже в одной упряжке и на твоё место нам искать нового человека некогда, ты должен предоставить показатели материалов, если получится сорвать проект «День» и «Ночь». — Мужчина улыбнулся, тон сменился на доброжелательный: — Если ты предоставишь нужный материал, то получишь миллиона два–три долларов, тебя и твою семью вывезут из страны, получите гражданство, устроят детей, да и пилот никогда не останется без работы у наших «партнёров».
Михаил смотрел с ненавистью на Сергея Павловича, но быстро осознал его правоту, в том плане, что он вряд ли сможет пробиться до нужного ему руководства, и
