царили первобытные законы – именовались квиломбу.
– И да Роха стёр одно из них с лица земли, а жителей обратил в рабство?
Улыбка Алисы Тарсилы стала загадочной, как у Моны Лизы, если, конечно, можно представить себе темнокожую Мону Лизу.
– Ну, не совсем. Акция закончилась полной катастрофой. Я просмотрела листы достаточно бегло – и заметила лишь слова «демон», «кошмар» и «погибли».
Хосе почувствовал, как хмель из его головы стремительно улетучивается.
– Что ж, давай ты прочтёшь мне эту историю. Страшные сказки на ночь – ведь это как раз то, что необходимо детям перед сном.
Несмотря на то, что вызывающие дрожь завывания Эрнеста, к которым добавился хорошо знакомый Хосе стук «носорога Мигеля», сами по себе внушали неясное беспокойство и страх, Алиса Тарсила согласилась. Возможно, то была самая большая ошибка в её жизни.
Хосе слушал, как Алиса Тарсила читает, и с каждым абзацем становился всё трезвее. Иногда он просил девушку остановиться и объяснить ему смысл незнакомых слов и выражений, а потом, переварив информацию, требовал продолжать. Его чернокожая дама сердца проявила терпение, выполняя все полученные указания: здесь свою роль сыграло присущее всем женщинам стремление подчиняться мужчине, а возможно, у Алисы Тарсилы также пробудился интерес к содержимому рукописи.
Авторство принадлежало некоему Луишу де Соуза, который, хоть и не был близким другом да Роха, отправился вместе с ним на поиски Эльдорадо – то ли в поисках приключений, то ли по указанию своих покровителей, с целью проконтролировать, как были потрачены отпущенные императором средства. Вот что поведали сделанные им записи: «Так случилось, что я, Луиш де Соуза, давний приятель Альфонсо да Роха, присоединившись к его отчаянному походу, стал единственным летописцем сего ни с чем не сравнимого по смелости предприятия, одно участие в котором делает мне честь.
Наша экспедиция, вызвавшая столь много пересудов при дворе, по размаху заметно уступала окружавшей её шумихе, к сожалению, грешащей злословием и неуместными намёками. Кроме благородного Альфонсо да Роха, тридцатишестилетнего наследника богатого рода, и вашего покорного слуги, чей возраст определялся цифрой, на десять лет меньшей, в наш отряд входили: двести солдат, подчинявшихся непосредственно да Роха, который недавно получил звание капитана, более полусотни чёрных носильщиков, проводники из числа индейцев, с десяток мулов – и говорящий попугай Раймунд. Последний знал обилие бранных и несколько вполне приемлемых в приличном кругу слов и выражений. Вскоре птица стала нашим всеобщим любимцем, помогавшим скрасить тяготы путешествия; к сожалению, на обратном пути, в результате трагических событий, о которых мне ещё предстоит рассказать, Раймунд оставил нас. Искренне надеюсь, что несчастная птица, выросшая среди людей и непривычная к дикой природе, всё же смогла освоиться в новой для себя обстановке, и сейчас спокойно доживает свой век где-нибудь в сертане.
С самого начала поход складывался для нас нелегко: рота была укомплектована отборными солдатами, в большинстве своём – уроженцами Германии и Ирландии, имеющими опыт аргентинской войны, однако совершенно неприспособленными к влажному экваториальному климату. В первые дни, пока мы поднимались на лодках вверх по течению реки, не менее двадцати солдат подхватило жёлтую лихорадку, и мы были вынуждены препоручить их заботам сельских лекарей и местных властей. Я не мог помочь бедным парням ничем, кроме обнадёживающих речей и напутственных слов, хотя и знал наверняка, что каждый третий из них, если не каждый второй, умрёт в ближайшие дни.
Впоследствии оказалось, однако, что больным ещё сильно повезло, так как они избежали того смертельного ужаса, что почти полностью истребил нашу экспедицию. Сейчас сей безымянный демон, как я чувствую, уже готов забрать жизнь её последнего оставшегося в живых участника, чья дрожащая рука пишет эти строки.
Однако не буду забегать вперёд: поначалу ничего не предвещало столь гибельного исхода. Избавившись от больных и не скрывая радости оттого, что распространения болезни удалось избежать, мы пешим порядком преодолели широкую полосу сельвы, граничившую с сертаном. Заросли высокой травы, сменившие чуждые европейцу джунгли, были встречены нами бурными, радостными возгласами. Несмотря на то, что рукопись, чудесным образом обнаружившаяся в библиотеке – о том, кто именно и как давно её написал, было столько жарких споров, что я, в силу нехватки времени, даже не стану их перечислять, – не содержала никаких точных указаний насчёт месторасположения города, наши проводники, казалось, точно знали, куда надо идти.
О том, что мы являемся обычной бандейрой 3, о которых я читал в старых книгах, стало известно, когда один из солдат сообщил, что обнаружил в сумах на спине одного из мулов кандалы. Мы только что разбили бивуак, и я отлично слышал его, так как проходил мимо их костра, а сам, находясь за пределами освещённого круга, оставался незамеченным. Негодяй, нисколько не стесняясь, бахвалился тем, что запустил руку в суму, рассчитывая обнаружить там табак или вино, однако вместо них нащупал лишь железные цепи.
Я искренне пожалел о том, что не обладаю достаточной властью, чтобы заковать мерзавца в эти самые цепи, и доложил о происшествии да Роха. Он тут же опустил полог в собственную палатку и налил нам обоим выпить. Глядя мне в лицо, он, должно быть, понял, что я ожидаю объяснений, и, после минутной паузы, улыбнулся и, положив мне руку на плечо, стал ласково растолковывать необходимость наличия кандалов. Туземцы, говорил да Роха, свирепые и необразованные, им незнаком свет, исходящий от Бога и католической церкви, а значит, кандалы необходимы для их же блага, чтобы постепенно приучить, пусть и ценой насилия, к поведению, принятому в нормальном, цивилизованном обществе. В противном случае, учитывая жестокость и коварство, отличающие всех дикарей, не останется ничего иного, кроме как убить их. Я, несмотря на то, что тон да Роха пробудил в моей душе некоторые сомнения, наивно поверил его словам.
О, какой глупостью с моей стороны было довериться ему! Знай я тогда то, о чём он умолчал, я бы, не мешкая ни секунды, вернулся бы в столицу и, заручившись поддержкой влиятельных людей, добился бы того, чтобы да Роха был смещён и закован в кандалы вместе с тем жадным до выпивки немцем.
Увы, как я уже говорил, доверчивость является моей слабостью.
Важно упомянуть ещё один факт: тем же вечером среди солдат и носильщиков распространился слух, что все получат долю от награбленных сокровищ и денег, которые принесёт продажа захваченных рабов. Глядя, как в глазах этих людей разгорается алчный огонь, я понял, что являюсь единственным, кто желает
