— Да, — кивнул Краснов. — Сможешь сказать, что с ним и где он?
— Сейчас, — поморщилась Сочина. — Ох, спаси и сохрани, Господи. Ну, попробуем…
Она закрыла глаза и на какое-то время ушла в себя, лишь руки хаотично двигались по бумаге. Скрипка подошел поближе, готовый, в случае чего, подхватить цыганку — при контакте медиума с особенно злым «визитером» с Той Стороны его запросто могло отбросить или ударить о стену и даже об потолок. Сергею отчего-то крепко запали в голову слова Али — «я вообще сомневаюсь, человек ли это». В этом определенно был резон.
Сочина открыла глаза, помотала головой, приходя в себя.
— Ничего, — удивленно произнесла она. — Пусто. Этого человека нет. Вернее, он был раньше, но словно кончился. Но не умер, а как-то по-другому… словно куда-то ушел и дверь за собой закрыл.
— Сон? Кома? — задумчиво спросил Горячев.
— Нет, — помотала головой Аля. — И во сне, и в коме хотя бы малая часть сознания остается здесь, с нами, в этом мире. А этот словно бы выполз откуда-то из ада, а потом обратно в свой ад и уполз. И слава богу, очень мне не хотелось с ним контактировать…
— Я, кажется, знаю, кто это, — тихо сказала Скрипка.
— Расскажи нам, — ровно произнес Краснов.
— Это одержимый, — криво усмехнувшись, ответил Сергей. — Не «ловец волны» вроде меня, а настоящий, классический одержимый. Тот, кто вместо «волны» поймал себе в хозяева очень нехорошую сущность. Сейчас, на этом рисунке, мы видим лицо человека, одержимого злым духом — почти нечеловеческое лицо, Аля права. Но «хозяин» из таких людей может легко уходить и приходить в любой момент, они для него открытая калитка. Сейчас он ушел. И поэтому Аля и видит закрытую дверь. А человек, в котором гостит эта нечисть, скорее всего, выглядит совершенно безобидно.
— Прямое попадание, — оценил Краснов, закрыв глаза и словно бы к чему-то прислушиваясь. — Почти стопроцентно уверен: именно так дело и обстоит. Только, кажется, это еще далеко не всё… там дальше длинная нить, которую еще распутывать и распутывать, но это после… ну да ладно, «довлеет дневи злоба его».
— Роза, моя учительница, умеет работать с одержимыми, да и знает о них немало, — поделилась Аля. — Я бы посоветовалась с ней. Не в церковь же идти.
— А отчего бы и не в церковь, кстати? — спросил Скипка. — Экзорцизм, отчитка… в церкви целый институт изгнания бесов.
— Ну да, там их изгонят, — скептически повернула голову Сочина. — Может быть. Если привести им того, в кого вселились. А нам ведь надо его найти для начала. Просто Роза на моей памяти дважды находила таких людей на улицах и изгоняла из них «подселенцев» буквально за несколько минут. Такое умение могло бы нам помочь.
— Хорошо, — решившись, кивнул Горячев. — Это надолго?
— Наверное, нет, — пожала плечами Аля. — Два часа на машине. Миша отвезет.
— Съездите, Аля, — согласно кивнул Краснов. — Не повредит. А мы пока пошевелим мозгами.
— А можно и мне зелья, пока не уехали? — извиняющимся тоном попросил Скрипка. — А то Игорь так спит, прямо завидно.
— Конечно, — улыбнулась цыганка, сразу доставая флакончик откуда-то из вороха юбок. — Во сне организм быстрее всего восстанавливается. Тебе как раз очень нужно, и подействует сразу же. Ну-ка…
Она с ловкостью фокусника добыла словно из ниоткуда серебряную чарку, накапала туда из флакончика, развела чаем из стоявшей поблизости кружки Горячева.
— Пей, баро, — протянула чарку цыганка. — Сладких снов.
— Спасибо, — смущенно пробормотал Скрипка и выпил. Вкус оказался горький и древесно-вяжущий, словно кора дуба, но это сразу как-то ушло на второй план. Волна сонливости захлестнула его разом и унесла с собой.
Как он добирался до диванчика в комнате отдыха, запомнилось уже совсем смутно.
Цыганский поселок Трефолево под Москвой изначально цыганским, конечно, не был. Просто как-то само собой вышло, что цыган там всегда было много — не киношно-кочевых из «Табор уходит в небо», а оседлых, имевших свои, пусть плохонькие, дома и хозяйства. Цыгане всегда стараются держаться вместе, вот и трефолевская община была на диво сплоченной, здесь друг за друга держались и стояли горой, в случае чего. А так как деревни в России сами по себе хиреют и старятся (молодежь разъезжается по городам, пожилых всё меньше, ну и повальный алкоголизм не очень-то способствует), да еще и учитывая шумную и многочисленную цыганскую братию в соседях — в общем, ничего удивительного нет в том, что Трефолево в конце двадцатого века превратилось в деревню, населенную цыганами целиком и полностью.
Здесь были свои законы и свои исполнители этих законов. Поселковую администрацию заменил дом барона, полицейские в Трефолево бывали редко — натянутые отношения с силами правопорядка у цыган, как видно, в крови.
Черный джип, хищными обводами похожий на акулу, осторожно переполз хлипкий горбатый мостик через речку Трефолевку. Это был короткий путь с трассы, который знали только свои, поэтому детей здесь не было. Возле поворота на поселок, который обозначен на всех картах и навигаторах, всегда играла ватага чумазых ребятишек — и о визите кого бы то ни было в поселке всегда узнавали раньше, чем он успевал доехать до первых домов.
— Коровины отстроились, — одобрительно прогудел Миша, кивая куда-то влево. — Два месяца назад сгорел дом почти дотла. Роман помогал, все помогали — вот и отстроились совсем, как вижу.
— Миш, я не знаю Коровиных, — покачала головой Аля. — Не забывай, я же тут была последний раз пятнадцать лет назад.
— Да, — легко согласился огромный цыган. — Всё забываю, что ты нечасто у нас бываешь. Но о тебе тут постоянно вспоминают.
История взаимоотношений Али Сочиной и цыган была совсем непростой. По крови она была русской с головы до пят, разве что черные, как вороново крыло, волосы создавали подобие специфической цыганской внешности. Как ей рассказывали, они достались ей от бабки — настоящей донской казачки. Впрочем, про свое настоящее происхождение Аля знала мало. Родилась она где-то в сибирской деревне, в многодетной семье. Из воспоминаний того периода в памяти остались лишь какие-то длинные бараки, в которых жили по несколько семей сразу, и диковинное слово «чудильник», обозначавшее такой барак; еще — огромная печь-титан, которую надо было заправлять снегом, чтобы она давала кипяток.
В возрасте четырех лет она потеряла свою семью. Под словом «потерять» в таких случаях подразумевают смерть, но Аля ее именно потеряла. И немалую роль в этом сыграли цыгане вообще и цыганский барон Джуро в частности.
