Наблюдая за Хикэри, насколько это позволял ход его собственного разговора с Марвином, Олег пытался понять, что в ее улыбке таилось нечто особенное. Он гадал, что делала она вчера после фехтовального зала, когда он поднялся в зал Сусаноо, а Хикэри отправилась с Юкки в Исторический музей. Он не мог отделаться от ощущения, что с Хикэри после аэродрома произошло нечто такое, чего он в своих расчетах возможно не учел…
Мысли императора легко покинули сферу международных отношений. Блистать и нравиться было для Хикэри так же естественно, как дышать, и если она при этом любит его, то что ужасного будет в ее развлечениях? Разве она виновата, что Олег Даниилович предпочитает шахматы танцам, классическую литературу современным романам и уединенный отдых в маленьком дворце на Халки званым ужинам с фейерверками на берегу Босфора? Не хочет ли он запереть ее в золотую клетку и приставить к ней как в древности стражей-евнухов?!..
Их характеры, интересы и жизненное кредо действительно во многом не совпадали. Порой император размышлял, почему из всех девушек, с которыми он общался в течение многих лет после гибели Маргариты, именно Хикэри настолько свела его с ума, что он влюблен в нее как мальчишка, – и ответ на этот вопрос в конечном счете сводился к древнему изречению: «противоположности сходятся». Со временем ему придется доверять ей, он уже понял, что при ее характере и темпераменте ей нужна определенная свобода самовыражения, и если б он вздумал давить на нее и требовать, чтобы Хикэри вела себя сдержанно и ограничила свое общение, она бы увяла, как цветок без воды, тем более что со своими подругами она могла общаться на такие темы, которые императору были не слишком интересны.
Медленно доплыв до места, где Золотой Рог окончательно обмелел и позволил явиться на своей поверхности островкам, покрытым ярко-зеленой травой, судно развернулось и поплыло обратно. Теперь далеко впереди был виден голубой Босфор, разделивший континенты, туманные холмы на азиатском берегу, и парившая над Городом Святая София – еле заметное золотистое пятнышко, которое, однако, сразу находил внимательный глаз.
Яхта «Арго» плавно, никуда не спеша, скользила по проливу в сторону Эвксинского Понта. Она могла бы достичь его за час с небольшим, но первая половина прогулки должна была быть гораздо продолжительнее, чтобы гости императора могли вдоволь налюбоваться окружающими видами. На босфорских берегах в самом деле было много интересного и красивого. Лесистые склоны сменялись каменными обрывами, бетонные набережные порой отступали вглубь материка, допуская к воде вереницы аккуратных – и не очень – домиков, часто с маленькими палисадниками, открытыми террасами, пристанями и суденышками, привязанными прямо у порогов. На холмах высились храмы и монастыри.
Азиатский берег был весь покрыт традиционными греческими домами, не выше пятиэтажек, белыми, желтоватыми или цвета охры, с красными крышами, перемежавшимися пятнами сочной зелени. Европейский берег смотрелся куда внушительнее: между такими же, как на азиатской стороне, домами, там и сям стояли живописные группы высоток, а иногда настоящих небоскребов – белых, серых, синевато-черных – в стеклянно-металлической поверхности последних по вечерам отражалось заходящее солнце, превращая их в сверкающие языки желтого или розового пламени. От моста на той стороне Босфора начинался широкий проспект Георгия Великого; плавным изгибом обходя парк Комнинов, он после сложной развязки вливался в площадь Освобождения, посреди которой высился памятник героям Освобождения – огромная беломраморная колонна со статуей императора Георгия Великого на вершине, видная отовсюду.
Слева, на европейском берегу, громоздились зубчатые утесы крепости Румели-Хисар. Сейчас там размещался Морской музей.
На холме над крепостью высился барочный храм великомученика Феодора Стратилата. Корабли проплывали здесь над железнодорожным туннелем Ясона, соединившим два континента. Считалась, что здесь, в самом узком месте пролива, некогда сходились и расходились живые скалы, Симплегады…
Но, независимо от того, были ли они когда-то живыми или нет, зритель невольно проникался уважением к огромному рукаву, что вел от Пропонтиды к Эвксинскому Понту. Его бирюзовые воды быстро несли белесых медуз и пучки водорослей. А когда солнце скрывалось за облачком, пейзаж становился мрачноватым, несмотря на игру красок и смелость архитектурных форм. Поневоле думалось о первых мореплавателях, которые не побоялись пройти на своих суденышках сквозь эти безлюдные теснины… Но солнце обычно скрывалось ненадолго, и местность становилась веселее, обретала перспективу. Далекие холмы возникали из голубой дымки – на них громоздились особняки, ажурные башни, рощи антенн, кресты и купола. Каждый кусочек земли был освоен давно и обустроен с комфортом.
Император с государственными мужами из союзных держав проводил время на верхней палубе, тогда как Юкки заняла место на носу яхты в немногочисленной компании своих поклонников.
До возвращения было еще далеко. Большой привал устраивался в Йоросе – старинной крепости, запиравшей когда-то Босфор со стороны Эвксинского Понта. Отсюда море было прекрасно видно – темно-синее, таинственное, но давно уже не враждебное. Если раньше за его туманами впечатлительные поэты античности угадывали холодное дыхание страны Гипербореев, то сейчас всему миру было известно, что на той стороне Черного – как все чаще говорят – Русского Моря цветущее побережье, благоухающий Крым, бескрайние поля золотой пшеницы.
Наконец, яхта пристала у Галатского моста. Император поднялся и направился к трапу, за ним последовала Хикэри и остальные гости.
– Ваше Высочество, – к Хикэри подошел начальник охраны, – нотариус предупрежден и ждет Вас. Маршрут и квартира проверены.
– Я, ваше величество, решила воспользоваться выходным в Совете и решить вопрос с моим наследством в Городе! – Хикэри улыбнулась императору. – Плаванье было поистине чудесным, но теперь с Вашего разрешения Вас покину.
– Ваше Величество, вы только не сердитесь, но я уговорила Ее Высочество взять меня с собой, – в голосе Юкки зазвучали кокетливые нотки.
– Как можно, маленькая принцесса! Сердиться на это было бы преступно!
Юкки поклонилась и ничего не ответила, но императору явственно представилось, как эти двое за его спиной с улыбкой переглянулись…
⁂
Прибывшие к нотариальной конторе офицеры охраны проводили Хикэри к нотариусу. Тот внимательно, демонстрируя невозмутимость, и оглядел Хикэри. Затем извлек из ящика стопку бумаг. Хикэри моментально обратилась в слух.
Нотариус-юрист-душеприказчик хорошо поставленным тоном зачитывал последнюю волю матери. Из этих бумаг вышло, что ей отходит большая квартира на бульваре Георгия Великого и счет для ее содержания. Нотариус передал ей документы на квартиру и ключи. Затем ей вручили конверт, адресованный лично Хикэри. Под взглядами охраны она уложила его в сумку. Читать личное нужно в уединении.
В машине она достала конверт из сумки и вскрыла его. Было грустно читать строчки, наполненные теплом и любовью. Увы, хоть тревога и опасение еще явственнее проскальзывали в этом письме, указания на источник опасности все таки не было.
– Екота, на квартиру мы поедем не сегодня. Сейчас едем в Храм Святой Софии – Юкки заждалась должно быть…
Ваше высочество, – чуть замялся Екота, – но вас просил подождать – Сумеро Микото хочет провести небольшую экскурсию с вами и кое что показать – что вы наверняка не знаете в Городе.
⁂
Хикэри озадаченно вертела головой. Покинув машину – на этот раз почему то «мерседес-бенц» и поблуждав минут пять по извилистым улочкам Фанара (охрана тащилась позади толпой студентов или туристов) они поднялись от резиденции епископа Константинопольского по крутой лестнице, которую украшали пестрые, яркие столики кафе. Дальше – чуть вперед и направо – мимо Греческого императорского лицея – его привратник – старый солдат с медалями не узнал монарха…
