Скульптора искать будут. Ну что ж, теперь пусть ищут.
Уже глубокой ночью, когда я, наконец, открыла входную дверь к себе домой, сигналили сразу два телефона — линейный звенел, а оставленный на столе сотовый играл мелодию Генделя. Я взяла трубку линейного, и Гендель сразу же умолк.
— Алло?
— Ну, наконец-то! Где вас черти носят? Говорите! — Звонил Великий Мастер. За его внешней напускной грубостью чувствовалось нескрываемое облегчение.
Я начинаю отвечать ритуальной фразой:
— Здравствуйте, милорд. Я…
— Говорите только по делу! — прервал меня Великий Мастер. — Вы же знаете, как я не люблю этих длительных монологов, да еще и по телефону.
"И у этого тоже мало времени. Все такие деловые стали, куда уж мне!" — про себя проворчала я.
— Я все выяснила. Петерсон был виноват. Теперь его нет. Мне пришлось обороняться, поскольку возникла угроза моей жизни. В качестве доказательства готова на глубокое ментоскопирование. Кроме того, в его мастерской я нашла фотографии, которые этот псих делал в процессе своей работы.
— Он виновен по всем пунктам?
— Да, и даже больше, — ответила я, разглядывая уже начавшие заживать ожоговые браслеты на своих руках.
— Давайте основные моменты. Без деталей.
— Без деталей так. У этого Петерсона была какая-то корочка, позволяющая не бояться случайной проверки багажника дорожными инспекторами. В клубе маньяков-извращенцев "Аттракцион" он скупал отрубленные головы и другие части тел. Когда их не хватало, подчинял себе из подозрительных ночных клубов случайных людей — молодых наркоманов. Давал мясницкий топор и пускал на охоту. Исполнителей потом завлекал к себе в мастерскую и также "пускал в переработку". Полученный материал очищал до костей и использовал в качестве моделей для своих отливок. Свои работы он продавал за совершенно фантастические суммы и проблем с деньгами, мягко говоря, не испытывал. Еще он собрал вокруг себя какую-то постоянную компанию, не то слуг, не то рабов, пометил их всех особой татуировкой. С ними-то что теперь делать? А клуб этот, "Аттракцион", с ним как?
— Ерунда, не берите в голову, не ваша забота. А ментоскопирование вам не потребуется, у меня уже есть отчет наблюдателя. Крутовато вы обошлись с этим скульптором, он нам нужен был живым, а теперь от него вообще ничего не осталось.
— Так получилось. Это была самооборона, — оправдывалась я, — пришлось защищаться. И потом, у этого гения капитально съехала крыша, так что поправить ее было бы уже невозможно.
— Откуда вы знаете? Вправлять мозги мы умеем.
— Вам, конечно, виднее, но я не знаю… И потом, я обозлилась на него до потери сознания.
— Вот так и говорите. Вы поняли, в чем была ваша главная ошибка?
— Я отвлеклась, расслабилась и забыла поставить "Зеркало". Еще там, в магазине.
— Правильно. А еще вы дали волю эмоциям. Я только сейчас смотрел отчет о вашей деятельности. Проблемы потом были?
— Вы же и так все знаете.
— Не все, самого конца я не знаю. Вы на некоторое время исчезли из нашего поля зрения. Трудности?
— Так, немного. Но теперь я в норме.
— Я слышу, что в норме. Да, этот человек стал бы хорошим адептом, мы его, мягко говоря, недооценивали… Жаль, конечно, потерять такого сильного потенциала. Какие возможности упущены! Но чего уж там. Чистка нужна?
— Нет спасибо, я сама. Уже.
— Что, продолжаете украшать свое жилище? Ну и отлично. Итак, дело можно считать законченным. Да. Напишите для меня отчет об этой вашей работе. Напишите подробно, со всеми впечатлениями и параллельными мыслями. Я думаю, что вы худо-бедно справитесь.
— Как срочно? — спросила я, ожидая подвоха.
— Не то чтобы уж очень срочно, но и не затягивайте. Месяца хватит?
— Ну, я не знаю… — я очень сомневалась, что успею…
— Хватит одного месяца, — прекратил мои сомнения Великий мастер. — Когда отчет будет готов, привезете мне. Распечатайте, не надо мне этих ваших сиди-ромов. Более-менее детальная хроника событий уже не принципиальна, и надеюсь, что ее потом можно будет восстановить с помощью других отчетов. Что же действительно стоит обсудить, так это общий результат, а также ряд ключевых моментов. Я сразу хочу сказать: раздавать именные мастерские кирпичи уже после игры я никому не намерен. Но в иных случаях было просто досадно смотреть на происходящее.
— Я…
— Ладно, с этим — все. Да, и не забудьте — в ночь на первое мая у нас очередное плановое мероприятие. Заодно и все свои потери вернете. Это уже не первое для вас весеннее "собрание", но все равно не пропустите…
— А побыстрей можно? Я имею в виду восстановление моих способностей.
— Что, не терпится? Можно, почему нет?
— Когда? — не утерпела я.
— Да хоть сейчас. Приезжайте ко мне, и я все сделаю.
Когда на другое утро я вернулась домой, то решила первым делом выкинуть, наконец, накопившийся за последнее время мусор. Взяв в обе руки по черному полиэтиленовому мешку, я вышла на лестничную площадку, локтем захлопнув дверь — ключи от квартиры мешались в кармане старых домашних джинсов. У мусоропровода я повстречала свою соседку с одиннадцатого этажа — Марину. Она была почти моей ровесницей, но выглядела заметно старше. Особенно ее старил неумело наложенный макияж и плохая прическа. Жила она прямо подо мной, как и я одна, вследствие этого мы были в дружеских отношениях. Работала она на какой-то тихой, незаметной работе — я так и не выяснила, на какой — сутки через трое. Здесь она была прописана со дня заселения, а свое одиночество и тягу к знаниям компенсировала сбором и распространением разных слухов и сплетен. Посему с получением информации о нашем доме проблем у меня никогда не возникало.
— О, Валюнчик, доброе утро! Что-то тебя не видать давно, не заходишь! Слышу — приходишь поздно, уходишь рано, что работы много? — затараторила Марина. О моей официальной работе она знала, и частенько приставала с расспросами.
— Привет, Марин. Все работа, работа… Устаю безумно, ты уж извини.
— Ну, устаешь! Выглядишь ты просто классно! Прям как розочка! И одна опять…
— Ладно тебе. Розочка! Скажешь тоже…
— Ты слышала? Петровнин-то сын? А? Представляешь?
— А что ее сын? — вяло, для вежливости спросила я, запихивая в приемник мусоропровода пакет, распухший от мусора. Юлия Петровна — хмурая изможденная баба с сердитым взглядом, проживала вместе со своим пятнадцатилетним сыном — Александром — прямо надо мной, в такой же однокомнатной квартире. Кроме основной своей работы на железной дороге, она подрабатывала в соседнем ЖЭКе мытьем подъездов.