— Бёртон, — раздался слабый шепот сверху, — я должна спасти матушку-Россию!
Он посмотрел на женщину, висящую на потолке, и пожал плечами:
— Тогда вам придется использовать свою способность к ясновидению и предсказать каждое действие каждого человека в каждую минуту каждого дня, начиная с сегодняшнего, пока вы не доберетесь до нужной даты. Если же вы не сделаете этого, то всегда найдется человек, чьи действия изменят будущее. Это неизбежно. Никто не может создать такое будущее, которое отвечало бы его или ее желаниям.
Какое-то время Блаватская висела молча. Потом ее черные глаза мигнули, она перевела взгляд на заводного человека, с него на тихо поющий алмаз, потом опять на Бёртона.
— Неужели всё было напрасно? — с горечью спросила она.
— Я уже говорил: ваш план ущербен по двум причинам.
— И какова вторая?
Бёртон вздохнул и сконцентрировался.
— Вторая ваша ошибка, мадам Блаватская, заключается в том, что этот план — не ваш.
— Что?
— Никто, даже такой безумец, как вы, не может считать себя способным изменить будущую историю. Если, конечно, историей не пытается манипулировать тот, для кого она прошлое.
Вокруг тела Блаватской затрещали энергетические разряды. Библиотеку наполнил резкий запах озона.
— Я не понимаю! — прошептала она.
Королевский агент остановился, разорвал медиумическую связь с ней и только потом сказал:
— Всё очень просто. Вы считаете себя кукольником. На самом деле — вы кукла!
Внезапно женщина резко выгнула спину и закричала. Эфирная энергия охватила всё ее тело: из глаз, ушей и носа хлынула кровь, потом она стала сочиться из ее мозга вниз, на Глаз Нага. Блаватская изогнулась, сотрясаемая страшной болью, и закричала еще громче. Внезапно в горле у нее что-то булькнуло: она затихла — и бессильно повисла. На мгновение установилась полная тишина. Потом ее рот открылся, и оттуда раздался злобный мужской голос, глубокий и булькающий, тоже говоривший с сильным русским акцентом:
— Очень умно, май фрэнд![183] Ты совершенно прав: человек из будущего знает историю и способен изменить ее таким образом, чтобы создать новое будущее. Джигер[184] — ты сказать «кукла», йес?[185] — оказаться очень полезный!
— Ты как раз вовремя, Григорий, — мрачно усмехнулся королевский агент, — а то я уж подумал, ты будешь вечно прятаться за женщиной! Она ведь не знала, что ты управляешь ею, не так ли?
— Оф корс![186]
— И всё это время, думая, будто действует сама, она выполняла твои команды. Скажи мне: что ты чувствуешь, так точно предвидя собственную смерть?
— Я вижу убийство. Вижу смерть. Это очень… печально.
— Как скоро? Я имею в виду, с твоей точки зрения.
— Через два года.
— То есть ты сейчас говоришь из тысяча девятьсот четырнадцатого?
— Йес. Но надо сказать тебе: я разработать немного другое… хм-м… расписание для нас обоих. Свою смерть я отложить: твоя будет намного быстрее, йес?
— Ноу, — возразил Бёртон. Распутин злобно хихикнул. Ручейки крови, вытекавшие из Блаватской, превратились в редкие капли. Королевский агент знал, что женщина близка к смерти.
— Ну, тогда позволь мне немного пофантазировать, — сказал Бёртон. — Ясновидение открыло тебе обстоятельства будущего предательства и твоей смерти, а также последующую за этим судьбу России. Ты мог бы спасти себя, уничтожив убийц, но всё равно останется Германия, останется канцлер Ницше, и, скорее всего, появятся новые убийцы. Вот почему в поисках способа изменить ход войны ты проследил ее историю до самого начала: ты хочешь не только помешать собственному убийству, но и избежать несчастья, которое постигнет твою страну после него.
— Совершенно точно, май фрэнд!
— Знаешь, так уж получилось: именно в тот момент, когда ты смотрел назад, мадам Блаватская смотрела вперед.
— Йес. Мы соприкоснуться.
— И ты внедрил свое астральное тело в ее сознание.
— Йес, это совсем просто. Здесь, в будущем, у меня есть Глаз Нага — с его помочь я переселяться в женщину.
— И тут тебе повезло: она оказалась как раз в той точке истории, где были посеяны семена войны, прости мой невольный каламбур.
— Каламбур? Уот из ит?[187]
— Я имею в виду Ричарда Спрюса, евгеника: он изменил растения и тем самым вызвал опустошение Ирландии, за чем последовало его бегство в Германию вместе со многими другими евгениками.
— Ну, да.
— А что с Глазами, Григорий? Ты сказал, у тебя есть один?
— По ходу войны камень из Камбоджи и камень из Африки использоваться для… э-э… райзинг?[188]
— Расширения.
— Йес… расширения сознаний. У меня африканский Глаз. У Германии — другие. А южноамериканский — ноу: в мое время его так и не нашли. Я заставлять Блаватская искать его.
— И это привело ее к Тичборнам. Итак: африканский камень был найден, верно? Очень интересно.
— Найден тобой.
— То есть?
— Не иметь значения. Я это меняю: ты умирать сегодня!
— И не подумаю!
— Поздравляю тебя, май фрэнд, — мерзко рассмеялся Распутин, — ты меня очень… хм-м… впечатлить! Речь ты давать Блаватской — очень интересно: никто не мочь сделать будущее, какое хотеть. Может быть, правда. Но я, Григорий Распутин, уже в будущем! Как бы я ни изменять прошлое — я есть в будущем. А ты — умирать. Ты — не находить африканский Глаз. Однако я имею африканский Глаз. Это… хм-м… большой парадокс, йес?
— Вот ведь какая интрига, — задумчиво сказал Бёртон. — Эдвард Оксфорд отправился в собственное прошлое и случайно стер себя из будущего — ты же хочешь изменить прошлое, оставаясь в будущем. Независимо от того, что́ произойдет здесь, последствия никогда не будут угрожать твоему существованию там: иначе каким образом ты смог бы влезть сюда? — Королевский агент подошел ближе к черному алмазу. — Наверное, ты чувствуешь себя непобедимым? — спросил он.
— Никто не мочь остановить меня!
— Неужели? — Бёртон протянул руку к камню. В то же мгновение его рука окостенела.
— Йес, мой враг, даже ты! Теперь, когда жизнь Блаватской кончаться, я завладеть твой. Ты очень близок к премьер-министру, йес? Очень хорошо: через тебя я убью Пальмерстона!
