Марк Ходдер - Таинственная история заводного человека

Какое-то мгновение она смотрела на него бездонными глазами, потом кивнула и отступила в сторону. Он вошел, проследовал за ней по короткому коридору через дверь, завешенную толстым бархатным занавесом, и очутился в приемной. Пахло благовониями сандалового дерева. Вдоль стен, ничем не украшенных, стояли деревянные стулья. Оттуда они прошли в другую комнату, поменьше: здесь мебели почти не было, но вдоль стен поднимались полки, на которых стояли эзотерические амулеты и талисманы. Над круглым столом в центре комнаты низко висела неяркая лампа. Графиня поднесла спичку к ее фитилю, потом села. Бёртон сел напротив. Он облизнул губы и сказал:

— Я… я боюсь.

Она молча кивнула. Потом посмотрела сквозь него и едва слышно прошептала:

— Цикл завершен. Настало время изменений. Приближается война.

— И я должен сыграть свою роль.

— Да.

— Я чувствую себя… не на своем месте.

— Да. Это не тот путь, который вам предначертан.

— Чей-то другой?

— Нет. Мы живем в странном мире, капитан, но скоро он станет еще страннее. Для вас обоих.

— Обоих? Вы имеете в виду моего помощника?

— Обоих вас, капитан.

— Объясните!

— Я… я не могу. Не знаю как. Прошу прощения. Но я чувствую… я чувствую, что вы разделитесь.

— Очень странно, — ответил Бёртон. — Но я действительно часто чувствую себя разделенным, особенно во время малярии. Я не знаю, что это означает.

— И я. Но… каким-то образом я знаю: от этого зависит всё.

Бёртон наклонился, и его брови взлетели:

— Что?

Графиня тряхнула головой и пожала плечами:

— Больше я ничего не могу сказать.

Наступило глубокое молчание. Они долго глядели друг на друга, пока предсказательница не прошептала:

— Зачем вы пришли ко мне, капитан?

Бёртон потер воспаленные глаза. Боже, как он устал! Положив изрезанные шрамами ладони на стол, он посмотрел на них и ответил:

— Графиня, будущее принимает свою форму благодаря прошлому и настоящему. Ни прошлое, ни настоящее не должны принимать форму в зависимости от будущего. Тем не менее в двух случаях — я знаю по меньшей мере о двух таких случаях — люди тянулись назад и вмешивались в ход событий. Сколько вреда они принесли? Нам надо ответить на этот вопрос. Я хочу заглянуть в то будущее, каким ему положено быть.

— Изначальная история? Невозможно.

— Отчего же? Ведь если мы идем по дороге «А», разве это означает, что дорога «Б» перестала существовать?

— Нет… но, хоть я и чувствую второй путь, я не могу его увидеть! Мы слишком далеко ушли от развилки — это за пределами моих способностей.

Бёртон сунул руку в карман.

— У меня кое-что есть. И это усилит ваши способности.

Он положил на стол два черных камня.

Они издавали негромкое гудение.

— Медиумической силы не существует.

Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон дал этому утверждению немного повисеть в воздухе, а затем продолжил:

— В викторианской Британии — так я называю наше время, каким оно было бы, если бы не вмешался Эдвард Оксфорд, — астральные тела, чтение мыслей, эфирная энергия и спиритизм считаются, с научной точки зрения, в высшей степени невероятными. По всей видимости, всё это вообще полная чушь.

Королевский агент сидел во главе длинного стола в Главном зале Букингемского дворца. Кроме него за столом были еще девять человек: евгенически измененный премьер-министр лорд Пальмерстон; военный министр сэр Джордж Корнуолл Льюис[190] с хищным лицом; канцлер казначейства Уильям Гладстон, постоянно отводящий глаза; седобородый министр иностранных дел лорд Джон Рассел;[191] первый лорд Адмиралтейства Эдвард Сэймур,[192] выглядящий несчастным; рыжеволосый поэт-извращенец Алджернон Суинберн; надменный главный комиссар Скотланд-Ярда сэр Ричард Мэйн; заводной философ Герберт Спенсер и паровой инженер Изамбард Кингдом Брюнель. Безо всякой тени сомнения можно утверждать, что королевская резиденция никогда не видела более странного собрания. Еще один человек участвовал в нем удаленно. Над столом висел аппарат, похожий на причудливый канделябр: его слуховые трубки и линзы служили монарху ушами и глазами; кроме того, они всякий раз поворачивались к говорившему. Монарх жил затворником. Из всех присутствующих только Пальмерстон иногда встречался с ним лицом к лицу.

— То, что вы сказали, не имеет смысла, сэр Ричард, — прозвонил Брюнель, — изменение хода истории не способно изменить законы физики. Чем бы ни была эта энергия, она безусловно существует.

— Как ты убедился сам, — заметил Суинберн, взглянув на желтоватые шрамы своего друга.

— Она существует здесь, — возразил Бёртон, — но не в викторианское время.

— Неужели ваша ведьма видела всё с такой ясностью? — спросил Пальмерстон.

— Да, господин премьер-министр, хотя она не ведьма, а ясновидящая. Кстати, при помощи всего двух черных алмазов ясновидение графини Сабины усилилось до невероятной степени.

— Тогда в чем причина расхождения?

— Камни, сэр. Глаза Нага.

— То есть?

— Как вы знаете, в 1796 году сэр Генри Тичборн нашел в Чили черный алмаз и спрятал его под Карачками в Тичборн-хаусе. Если бы время не исказилось, то алмаз остался бы там вплоть до 2068 года, когда это здание снесут. Через сто тридцать лет Эдвард Оксфорд разрежет этот алмаз на куски, которые потом использует для создания машины времени.

— Клянусь святым Иаковом! — воскликнул сэр Ричард Мэйн. — Как далеко в будущее может заглянуть ваша графиня?

— Альтернативное, то есть первоначальное будущее она видит ясно вплоть до конца столетия. Последующие события она тоже видит, но намного более смутно. Однако если речь идет о некоторых особых предметах, вроде черных алмазов, то она способна проследить их путь намного дальше — правда, в ущерб себе: надо сказать, последнее проникновение в будущее совершенно истощило ее, и духовно, и физически. Думаю, за такую работу ей не помешала бы небольшая компенсация от правительства.