королевств Асаду известны очень хорошо). — Он-то, как раз, собственно, и не сопротивлялся. Сразу заявил о намерении сотрудничать. Сейчас его отправили блицем в Аграбу. Это плохо, очень плохо, этим вопросом придется заниматься, причем в ближайшем будущем. А пока что ты отдохнешь и восстановишься после убойной терапии этих дилетантов, плюс мы убедимся, что у тебя нет этой новомодной чумы… И да, кстати, Наджиб больше не твое начальство. Теперь ты работаешь непосредственно на меня.
…Несмотря на опустошительное действие, которое оказала на него новость о том, что все воспитанники Гнезда Сойки погибли, Асад, против воли, улыбнулся. У Мерлина была забавная манера говорить; он издевался над словами как терьер над мозговой косточкой, иногда сплетая их в совершенно гротескные конструкции, но при этом сопровождал свою речь такой мимической пантомимой, что не понять его было сложно.
— Я понял, господин. — Асад коротко поклонился. — Разрешите задать всего один вопрос?
— Хоть десять. — Мерлин фыркнул.
— У вас здесь есть книги?
В темном кривом переулке было грязно, слякотно и удивительно тихо. Лишь только когда на площади вдалеке разгорались костры и в такт вспышкам света в дымную ночную темноту поднимался нестройный хор голосов, сюда долетали обрывки исступленных песнопений: «да отвратит… победа… последние стены падут…». По земле волочился черный флаг с белыми буквами — лозунг прославляющий Пророка.
Дома в переулке молчали, слепо щурясь темными провалами окон; где-то что-то горело — судя по запаху, мусорная куча, совсем рядом кто-то бил стекла. Столица спала и не спала, корчась в дурном забытьи, разбухая под проливным дождем.
Мужчина в черном халате свернул в переулок, обойдя тележку на которой громоздились завернутые в желтые тряпки трупы (запряженная в тележку грустная лошадь проводила его задумчивым взглядом) и устремился во тьму, аккуратно ступая по скользким камням мостовой, распугивая мокрых жирных крыс и переступая через валяющиеся на земле тела. Некоторые из тел шевелились, поднимали головы, буравили темноту пустым взглядом и снова падали ниц.
Здесь воняло опиумом-сырцом, брагой, испражнениями и потом. Меловые кресты на окнах говорили о том, что эпидемия бушевала здесь особенно яростно, а вот чистильщики старались не слишком: это был бедный квартал, и все что можно, из домов уже вынесли.
Откуда-то из темноты к мужчине метнулись бледные тени, послышалась возня, шуршание и шепот: «…да у него же повязка, идиот, это ж сотник, что с него взять — запалим всех, ну его к дьяволу, пусть идет, пусть‥». Тени исчезли, оставив после себя сладкий запах гашиша, а затем переулок раздался, споткнулся о скользкую каменную лестницу и с размаху закончился тупиком, где мерцали зеленые фонари и приветливо светила маленьким смотровым окошком широкая дверь, обитая вороненым железом.
Охрана — дюжие мужики с дубинками — покосились на позднего гостя, увидели повязку сотника и ничего не сказали, но и дверь открывать не поспешили. Тогда мужчина в черном сделал странный жест: сжал руку в кулак и выставил вниз средний и указательный пальцы. Один из охранников кивнул, звякнул ключами, и («…проходите, проходите, аккуратнее, тут ступенька…») открыл двери, пропуская внутрь, в духоту и сладость, где было розово, тепло и пахло жженым сахаром.
Мужчина в черном скинул в плеч мокрый плащ, который тут же подхватила миниатюрная девушка — черноволосая, кареглазая и очень красивая, отстегнул ножны, бросив их в ящик за которым пристально наблюдал одноглазый старичок в невообразимых размеров тюрбане, бросил на стойку толстую золотую монету и вошел в главный зал сквозь тихо звякнувшую бисерную занавеску.
Здесь было темно; горели лишь маленькие красные лампы на полу у лежанок. На лежанках среди разноцветных шелковых подушек с кисточками сидели люди — в темноте были видны только силуэты и маленькие оранжевые огоньки в чашках тонких длинных трубок.
К позднему гостю подошла еще одна девушка — высокая и красивая, в зеленой накидке, которая не скрывала абсолютно ничего, и подала бокал. Мужчина понюхал и выпил — это было вино, и, на удивление, неплохое.
— Массаж, курить, кушать? Что-нибудь экзотическое?
— Чай, гашиш и девочку. Девочку потом, через час. Отдельный зал, — еще одна золотая монета перекочевала в руку девушки в накидке. Та понимающе кивнула и жестом пригласила следовать за собой.
Девушка отвела его в маленькую уютную комнатушку рядом с лестницей в подвал, зажгла лампу и упорхнула, появившись менее чем через две минуты с большим серебряным подносом накрытом выпуклой крышкой-куполом, улыбнулась и упорхнула.
Мужчина снял с подноса крышку. Чайник, чашка, сахарница и маленькое блюдце на котором лежал рыже-зеленый брусок гашиша — судя по запаху, очень хорошего.
Он налил себе чаю, спокойно выпил, и беззвучно выскользнул в коридор — занавеска даже не звякнула.
Поворот, еще поворот. Темнота, в которой кто-то сопел, кашлял и ругался. Откуда-то доносились женские стоны и тихий звон чайной ложечки. Ага, а вот и ковер на стене.
За ковром скрывалась узкая дверца — информатор не соврал. Мужчина повернул ручку и призраком нырнул в дверной проем.
За дверью скрывалась комната — довольно большая. Здесь пахло кофе, потом и женской кожей; пол застилали ковры, там и сям валялись подушки и наспех сброшенная одежда. Большую часть комнаты занимала огромная кровать, на которой в данный момент лежали две голые девушки и молодой парень (на нем, впрочем, были желтые шелковые шаровары). Одна из девушек массировала парню плечи, а вторая подносила к маленькой трубке, которую парень держал в зубах тонкую горящую лучину.
Заметив нежданного гостя, парень в шароварах молнией метнулся к куче подушек в углу (там, очевидно, лежало оружие), но внезапно резко замер, опустил руки и растерянно улыбнулся.
— Асад? Как… Как ты меня нашел?
Нетерпеливым жестом он отослал девушек; они спокойно встали и вышли, улыбнувшись гостю и плотно прикрыв за собой дверь. Мужчина в черном чуть заметно качнул головой.
— Сирадж… Сколько времени прошло?
— Очень, очень много. — Парень в шароварах накинул на сухое мускулистое тело вышитую рубаху и недоверчиво склонил голову. — Как ты сбежал тогда? Ты знаешь, что случилось в «Гнезде»?
— Знаю. — Асад кивнул. — Я слышал, что ты выжил, но найти тебя оказалось непросто.
— Ты сам говорил, что не имеет значения, на кого работать. — Сирадж криво усмехнулся. — Лишь бы выжить. Халифат пал. Впрочем, это был вопрос времени.
— Что случилось с Аграбой? Она словно вымерла.
— Чума. — Сирадж рухнул на кровать и пошарив под подушкой достал широкую кожаную перевязь с метательными кинжалами-«рыбками», которую принялся прилаживать себе на пояс. — Здесь — особенно сильно. Кодуны Пророка делали все, что могли. Многие ушли на север — на границе их отлавливали и убивали