Инспектор замечает и понимает все гораздо лучше меня.
— Огонь! Удар по котлу!
Пять воздетых над строем рук, где-то в неподвластном мирскому жителю пространстве волной прокатываются пять приказов, и бушующий на площади огонь подчиняется — тянутся пять жгучих нитей, сплетаются в толстый клубок чистого пламени. Гр-рах! Магполы с силой бьют в уродливый горб на спине чудовища.
Враг в ярости. Клешня бешено молотит по камням, а вопли на мгновение перекрывают даже глумливый голос Артамаля. Но мгновение проходит быстро.
«Настало время вспомнить, кто вы, и в чем ваше призвание!»
Я не знаю, что — сам монстр, или раскалившийся добела котел — сотрясается с такой силой, что даже у меня дрожит под ногами земля, но качка изрядная. Где-то лопаются стекла, сквозь хрип, треск и веселую тираду безумца сочится мешанина криков одушевленных.
«Хватит плясать под дудку церкви и слушать ее нытье про всемогущего Творца. Всемогущий! Ну не смех ли? Вы слепо повторяете то, что вдолбили вам мракобесы в рясах, но не пора ли задуматься об их истинных целях? Взгляните в зеркало — видите привязь, на которую вас посадили?»
Струи пара из котла вытягиваются в визгливые нити, слепо тычут в горящее небо. Но что это? Сам собой проворачивается вентиль на котле, и освобожденный пар жирным облаком заволакивает окрестности.
Облако стремительно тает, растворяется в раскаленном воздухе, и чудовище вновь расправляет плечи. Новый вопль вплетается в нескончаемый монолог: «Нет! Конечно же, не видите! Ибо чтобы видеть, нужны глаза, а вы ослеплены, одурачены, опутаны паутиной лжи, связаны по рукам и ногам глупыми заповедями!»
Полицейские давно сбежали на бульвар Танцующих перьев, но ярость требует выхода. Блестящая клешня рвется к дому, со звоном пробивает стекло и возвращается — крепко сжимая дергающееся тело! Отсюда не разобрать, кто извивается в страшном захвате — мужчина, женщина, ребенок, но это к лучшему — судьба бедняги несильно отличается от давешнего полицейского.
— Отряд! Удар! Земля — защита!
Время для изучения противника вышло.
«Вас с детства учат от всего отказываться, запретно все — но почему? Спросите себя — зачем? С чего вы должны отвергать блага жизни? Почему, добиваясь исполнения желаний, вы должны сжиматься от страха и мук совести? Лишь потому, что суровые дяди назвали это истиной?»
Булыжники вновь выстреливают вверх, волной катятся возле магполов. Стрела срывается с места и летит вперед.
Мы продолжаем прятаться, но я, придерживая шляпу, высовываюсь из-за угла.
Глумливо вопит Артамаль: «Жалкие шуты! Они смеют говорить о спасении души! Талдычат об искуплении греха перед Творцом — но оглянитесь! Разве Творец спас вас после Раскола?»
Полицейские, завидев синие плащи, смелеют. Уцелело их немного — я вижу всего пятерых. Они пытаются разойтись в стороны… зачем? О, замечаю арбалет. Другой. Разумно. В рукопашной им мало что светит.
Разобрать слова невозможно, и отрывистые команды инспектора кажутся лающим эхом без голоса.
Зато не умолкает Артамаль: «Спросите себя, кто они — церковь и их цепные лисы в синих плащах! Спасители ваших душ, или губители ваших тел? Кто дал им право отбирать у вас самое ценное — свободу? Ради чего — или кого — вы должны отвергнуть дары, что щедрая жизнь преподносит вам постоянно?»
Мельком замечаю, что вентиль на боку чудовища беспорядочно дергается, словно обезумевший пароходный винт. Уши не в силах вместить столько звуков, и о свисте пара в общей какофонии остается лишь догадываться. Ларра что-то кричит, лицо орчанки перерезано злобной гримасой, но я не слышу.
Магполы действуют единой силой. Тварь ежится под градом огненных шаров, порывы ветра захлестывают ей лапы, облака пара сгущаются, ослепляя… Но этого мало. Одна за другой в тело монстра вгрызаются полицейские стрелы. Его плечи и грудь похожи на клубок ежей, но пыл врага не иссякает.
Удар в землю, яростный рев — вторая волна огня бежит по площади.
«Только послушайте их бред о спасении и искуплении! Когда мир разлетелся в клочья — разве их хваленый Творец его спас? Нет! Он оставил нас всех! И это мы должны искупать перед ним вину? Разве не он, всеведущий и всемогущий, отвернулся от вас, когда Хаос раздирал мир на части?» — упоенно кричит Артамаль.
От этого удара вреда меньше. Полицейские стоят слишком далеко и успевают скрыться за густыми деревьями на бульваре. Магполы же попросту не подпускают к себе огонь — волна пламени разбивается о незримую скалу и брызги взлетают высоко в воздух. Мне хорошо видно, как вспыхивают стрелки сразу двух часов на башне Ратуши.
В нервном зареве горящего времени Артамаль продолжает вещать: «Кто пощадил вас тогда, одушевленные Гиар-Шага? Творец ли дал вам второй шанс? Право выбора? Очнитесь! Хаос дал вам второй шанс. Хаос остановил карающую длань и протянул руку помощи! Он мог бы уничтожить всех, развеять в прах саму память об этом жалком мире, но сделал ли он это? Нет!»
Пламя опадает. Чудовище в гневе бьет стальным кулаком по земле и, наконец, пускает в ход обрубок второй руки.
Сначала я ничего не понимаю. Легкий, едва слышный треск — и четверо магполов на земле. Остальные на мгновение застывают. Вновь где-то на грани слышимости череда жужжащих хлопков — и еще один синий плащ всплескивает в воздухе, а его хозяин тяжело падает на мостовую. И тут же дергаются зазевавшиеся камни, смыкаясь в непроницаемый купол.
Что-то с визгом проносится перед лицом и выбивает фонтан глиняного крошева из стены. Приглядываюсь — в кирпиче засел толстый стальной шип. Осторожно дергаю — сидит глубоко.
«Оглянитесь вокруг! Пора содрать шоры с глаз и взглянуть на себя! Все еще думаете, что вы — дети Творца? Перестаньте врать самим себе. Хаос пощадил вас, щедро одарил, — но вы отвергли его дары и валяетесь на коленях, призывая Творца!» — издевательски смеется Артамаль.
— …! — орет Карл, но и его глушит новая волна рева.
— Не слышу! — полуговорю — полупоказываю я, и цвергольд злобно сплевывает. Тычет пальцем себе в грудь, потом в сторону Ратуши. Описывает рукой дугу. Подносит руки к глазам, словно изображает очки.
— А-а-а! — понимаю я. Согласно киваю. Пусть наблюдает, вдруг что придумает. Всяко больше толка, чем от игры в прятки.
Карлик чешет бороду и вдруг тянет за рукав Ларру. Отвечает на немой вопрос той же пантомимой, но теперь толстый палец указывает на них обоих. Мгновение колебаний, кивок — и алхимики, пригибаясь, отбегают за угол и рвутся через проспект Возрождения под упоенные вопли старого альва: «Встаньте, несчастные. Восстаньте и задумайтесь, а здесь ли он вообще, ваш Творец? Слышит ли? Слушает ли? Позовите его снова — что вы услышите в ответ? Лишь тишину. Творца больше нет с вами. Он бросил вас, оставил одних».
