Жискар тотчас сел лицом к Бейли, но его взгляд продолжал настороженно блуждать по сторонам.
Бейли поглядывал на небо сквозь листву, удивительно зеленую на голубом фоне, прислушивался к жужжанию насекомых и нежданным птичьим трелям, следил за колыханием травы неподалеку (наверно, сквозь нее пробиралась какая-нибудь зверушка) и наслаждался этим тихим покоем — таким непохожим на вечный шум и суету Города, подумал он. Такой безмятежный, такой ленивый, такой нерушимый покой…
И впервые в жизни Бейли как будто понял, почему Вне можно предпочесть Городу. Внезапно он поймал себя на мысли, что рад всему пережитому на Авроре и больше всего — грозе. Ведь теперь нет сомнений, что он способен покинуть Землю и приспособиться к условиям нового мира, на котором поселится. Поселится с Беном, а может быть, и с Джесси.
— Вчера ночью во время грозы было темно хоть глаз выколи, — начал он. — И я все думал, увидел ли бы я спутник Авроры, если бы не тучи. У нее же есть спутник, если я не ошибаюсь?
— Два спутника, сэр. Тот, что побольше, — Тифон — тем не менее так мал, что выглядит как звезда второй величины. А второй вообще невооруженным глазом не виден. И его называют попросту «Тифон-два», если о нем вообще вспоминают.
— Спасибо. И, Жискар, спасибо за то, что ты меня спас в прошлую ночь. — Он взглянул на робота. — Я не знаю, как полагается тебя благодарить.
— Меня совершенно незачем благодарить. Я ведь просто выполнял требования Первого Закона. У меня не было выбора…
— Тем не менее не исключено, что я обязан тебе жизнью. И очень важно, чтобы ты знал, что я это хорошо понимаю… А теперь, Жискар, что мне следует сделать?
— Касательно чего, сэр?
— Я выполнил то, что мне было поручено. Доктор Фастольф может больше не опасаться своих врагов в Законодательном собрании. Будущее Земли более или менее обеспечено. И мне словно бы больше нечего здесь делать. Однако все еще остается вопрос о том, что произошло с Джендером.
— Я не понял, сэр.
— Ну, предполагается, что он погиб от случайного замыкания позитронных связей своего мозга, но Фастольф не отрицает, что вероятность этого ничтожно мала. Конечно, от действий Амадиро она увеличилась, но все равно осталась бесконечно малой. Во всяком случае, так полагает Фастольф. Вот мне и продолжает казаться, что смерть Джендера явилась результатом сознательного робийства. Однако вновь вернуться к этому вопросу я не осмеливаюсь. Не хочу нарушать нынешнего положения вещей, когда все так хорошо уладилось. Не хочу вновь подвергать Фастольфа опасности. Не хочу бередить горе Глэдии. И не знаю, как поступить. Ни с одним человеком я этого обсудить не могу, вот и разговариваю с тобой, Жискар.
— Да, сэр.
— Ведь я всегда могу приказать, чтобы ты стер все мною сказанное и забыл о нем.
— Да, сэр.
— Так как же мне, по-твоему, следует поступить?
— Если это все-таки было робийство, сэр, его должен был кто-то совершить, однако совершить подобное по силам только доктору Фастольфу, а доктор Фастольф говорит, что он этого не делал.
— Да. С этого мы и начинали. Я верю доктору Фастольфу и совершенно убежден, что он тут ни при чем.
— В таком случае, сэр, это не было робийство.
— А предположим, кто-то еще знает о роботах столько же, сколько доктор Фастольф. Так-то, Жискар.
Бейли подтянул колени к самому подбородку и обхватил их руками. На Жискара он не смотрел и, казалось, о чем-то глубоко задумался.
— Но кто же это может быть, сэр? — спросил Жискар.
Наконец-то для Бейли наступил решающий момент.
— Ты, Жискар, — ответил он.
Будь Жискар человеком, он бы молча и ошеломленно уставился на Бейли, или вспыхнул гневом, или съежился от ужаса, или отреагировал еще как-нибудь. Но он был робот и просто спросил без тени эмоции:
— Почему вы это говорите, сэр?
— Жискар, я абсолютно уверен, что ты точно знаешь, почему и каким образом я пришел к своему выводу. Но, сделай милость, дай мне в этом мирном уголке, пока у меня еще есть время до отъезда, объяснить, как и что — для моего удовольствия. Хочу послушать собственные объяснения. И, пожалуйста, поправь меня, если я в чем-нибудь ошибусь.
— Хорошо, сэр.
— Полагаю, моя исходная ошибка состоит в том, что я счел тебя не таким разносторонним и более примитивным роботом, чем Дэниел, — из-за того лишь, что ты меньше похож на человека. Люди невольно чувствуют, что чем больше робот походит на человека, тем сложнее, совершеннее и способнее должен он быть. Бесспорно, робот твоего типа конструктивно относительно прост, а вот создание робота типа Дэниела оказалось неразрешимой задачей для робопсихологов уровня доктора Амадиро. Только гений — доктор Фастольф — сумел с ней справиться. Но, сдается мне, проблема Дэниела сводится к внешним человеческим характеристикам — мимике, тембру голоса, интонациям, жестам, движениям. Все это очень сложно, но не имеет отношения к сложности мозга. Я прав?
— Вы совершенно правы, сэр.
— Вот я автоматически и недооценил тебя, как недооценивают все. А ведь ты выдал себя еще до того, как мы высадились на Авроре. Возможно, ты помнишь, что перед посадкой у меня начался приступ агорафобии, и на какое-то время я стал даже еще более беспомощным, чем вчера в грозу.
— Я помню, сэр.
— В тот момент со мной в каюте был Дэниел, а ты стоял у двери снаружи. Я впадал в кататоническое состояние и был не в силах издать ни звука, а он, вероятно, на меня не смотрел и потому ничего не заметил. Ты был за дверью, и все же это ты бросился внутрь и отключил астросимулятор. Ты успел раньше Дэниела, хотя в быстроте рефлексов он тебе не уступает, что и продемонстрировал, когда помешал доктору Фастольфу меня ударить.
— Но доктор Фастольф, конечно же, вас не ударил бы.
— Разумеется. Он просто хотел убедить меня в молниеносности рефлексов Дэниела… Тем не менее, как я только что сказал, в каюте ты успел ко мне раньше. Я был не в том состоянии, чтобы анализировать факты, однако наблюдать — моя профессия, и даже агорафобическая паника не отключает меня полностью, как я доказал вчера ночью. Я все-таки заметил, что ты успел мне помочь раньше Дэниела, хотя потом постоянно об этом забывал. И вывод напрашивался только один.
Бейли умолк, словно ожидая от Жискара подтверждения, но робот ничего не сказал.
(В последующие годы, вспоминая Аврору, Бейли в первую секунду представлял себе именно это. Не грозу. Даже не Глэдию. А тихие минуты под деревом — зеленые листья на фоне небесной синевы, теплый ветерок, жужжание насекомых, шорох зверушек в траве… а напротив него Жискар, и глаза робота чуть светятся.)
