Кевин Андерсон - Антитела

Может быть, когда-то он и был здоров, но теперь создавалось впечатление, будто все клетки его организма разом пришли в негодность.

Скалли взглянула на покрытое синяками тело, осмотрела кожу, вспученную вязкими сгустками крови. Лицо трупа было искажено предсмертной агонией, губы раздвинулись, обнажая челюсти.

— К счастью, люди, обнаружившие тело, а также исследовавший его патологоанатом своевременно изолировали труп. Никто не прикасался к нему незащищенными руками…

По мнению Скалли, это заболевание, чем бы оно ни оказалось, было чрезвычайно заразным.

— Внешние признаки — синюшные пятна, подкожные узлы — напоминают симптомы бубонной чумы. — Произнеся эти слова, Скалли вспомнила о том, что черная лихорадка, сгубившая добрую треть населения средневековой Европы, проявляла себя лишь через несколько дней после заражения, даже если речь шла о легочной, самой гибельной ее форме. — Но этот человек скончался практически мгновенно, и я не знаю ни единого вещества, кроме нервно-паралитических ядов, которое обладало бы таким быстродействующим смертельным воздействием.

Скалли прикоснулась к ладоням Ракмена. Кожа болталась на них, словно чересчур свободные перчатки из толстой резины.

— Эпидермис отделен от мышц, как будто соединительная ткань каким-то образом оказалась полностью уничтоженной. Что же касается самих мышечных волокон… — Скалли ткнула труп пальцем и почувствовала необычную мягкость. Ее сердце подпрыгнуло. — Мышечные волокна кажутся рыхлыми, практически распавшимися, — добавила она.

Внезапно маленький участок кожи трупа лопнул, и Скалли от неожиданности шагнула назад. Из-под кожи выступила прозрачная беловатая жидкость, и женщина осторожно прикоснулась к ней затянутыми в перчатки пальцами. Жидкость была вязкая, липкая и тягучая.

— Я обнаружила необычную… похожую на сироп жидкость, выступившую из-под кожи тела. Вероятно, она собиралась и накапливалась в подкожной клетчатке и в результате моих манипуляций прорвалась наружу.

Скалли потерла кончики пальцев друг о друга, и клейкая жидкость, прилипшая к перчаткам, собралась в каплю и упала на поверхность трупа.

— Ничего не понимаю, — промолвила Скалли, обращаясь к диктофону и подумав, что в письменном рапорте она непременно опустит эти слова. — Перехожу к брюшной полости трупа, — сказала она, подтягивая поближе блестящий поднос, на котором лежали скальпели, зажимы, расширители и пинцеты.

Действуя скальпелем с величайшей осторожностью, чтобы не проткнуть перчатки, Скалли взрезала брюшину тела и, пустив в ход реберный расширитель, вскрыла грудную клетку. Это была тяжелая работа; по лбу Скалли обильно тек пот, щекоча брови.

Посмотрев на месиво, открывшееся под ребрами трупа, она запустила туда руку в перчатке и принялась ощупывать пальцами внутренние органы. Потом, следуя процедуре, Скалли взяла в руки инструменты и по очереди извлекла легкие, печень, сердце и кишки, попутно взвешивая их.

— Обилие опухолей мешает идентифицировать отдельные органы, — продолжала она, подумав, что было бы точнее сказать, что органы сами превратились в сплошные опухоли.

Внутренности Вернона Ракмена были покрыты и пронизаны метастазами, похожими на клубок толстых червей. Скалли наблюдала за тем, как они перемещаются, скользят, извиваются, словно от боли.

Заурядная процедура вскрытия никак не могла вызвать столь бурную реакцию, особенно если учесть, какие повреждения претерпел труп. И даже изменение температуры при перенесении тела из холодильника в теплую комнату не могло привести к такому энергичному сокращению тканей.

Среди открытых ее взору органов Скалли обнаружила несколько пузырей со слизью. Еще глубже, под легкими, залегал огромный мешок, наполненный вязким веществом, — что-то вроде биологического островка или хранилища.

Скалли взяла образец жидкости и поместила его в контейнер высшей биологической защиты. Закончив вскрытие, она сама проведет анализ и отправит образец в центр учета и регистрации заболеваний, дополнив тем самым данные, уже посланные туда Квинтоном. Может быть, патологоанатомы уже встречались с подобными явлениями. Однако в эту секунду Скалли была озабочена другими, более насущными обстоятельствами.

— Мои предварительные выводы, точнее говоря, догадки, заключаются в том, — продолжала Скалли, — что в лаборатории “ДайМар”, вероятно, был получен новый болезнетворный организм, микроб или вирус. Нам не удалось выяснить подробности экспериментов Дэвида Кеннесси и его методов, поэтому я вынуждена воздержаться от детальных комментариев.

Она нерешительно взглянула на вскрытый труп Ракмена. Диктофон терпеливо дожидался, когда хозяйка заговорит вновь. Если положение и вправду столь серьезно, как опасалась Скалли, им с Малдером, вне всяких сомнений, придется прибегнуть к посторонней помощи.

— Опухоли и желваки, пронизавшие внутренние органы Вернона Ракмена, наводят на мысль о необычайно быстром делении и росте клеток его тела, — сказала она.

Доктор Кеннесси занимался онкологическими исследованиями, размышляла Скалли. Может быть, ему удалось вычленить генетические или микробиологические предпосылки страшного заболевания, вывести новую, заразную форму рака?

Напуганная собственными мыслями, Скалли судорожно сглотнула.

— Мои догадки могут показаться чересчур смелыми, однако, принимая во внимание обнаруженные мной симптомы и особенно тот факт, что за несколько часов до смерти этот человек казался практически здоровым, опровергнуть их будет нелегко.

От начала заболевания до гибели прошла лишь часть ночи, а может, и того менее. Охранник не успел обратиться за помощью, вероятно, не успел даже осознать грозящую ему опасность…

Ужасный недуг свалил его с ног в считанные минуты.

Может быть, ему не хватило времени даже помолиться перед смертью.

Перед доктором Эллиотом Хагартом встал мучительный выбор — усыпить черного Лабрадора или дать ему умереть собственной смертью. За долгие годы практики Хагарту много раз приходилось принимать подобные решения, но он так и не свыкся с этой тягостной необходимостью.

Пес лежал на одном из хирургических столов, как ни странно, все еще живой. В клинике царили тишина и спокойствие. Остальные пациенты доктора бродили по своим клеткам, молчаливые, но беспокойные и подозрительные.

На улице уже стемнело; как всегда в это время суток моросил дождь, но было достаточно тепло, и ветеринар распахнул заднюю дверь. Влажный ветер задувал в дом, разгоняя густой запах химикалии и испуганных животных. Хагарт был убежден в целительности свежего воздуха и полагал, что он столь же полезен животным, как и людям.