К счастью, от выпущенной пистолетом пули пострадали лишь настенные часы. Глуповатая царевна лягушка с электронным циферблатом на брюхе рухнула со стены, потеряв корону и батарейки. На том месте, где висело зеленое земноводное, теперь чернела аккуратная дырочка.
— Почему? А? Почему она так? — В сотый раз спрашивал Фила потерянный отец. Он примчался домой через пятнадцать минут после звонка Натальи Алексеевны. Высокий мужчина за пятьдесят с пышными посеребренными усами, почти не тронутыми морщинами лбом, гордым разворотом плеч и, точно вырезанным из гранита, подбородком, смотрел на парня глазами побитого спаниеля. Жена отставного военного вместе с приехавшими по вызову врачами сейчас суетилась возле дочери. Из Москвы к Аршиновым уже неслись мать и родная сестра отца семейства — теперь Настя ни на минуту не останется одна. Даже в туалет найдется, кому ее отвести.
— Я пойду? — Вместо ответа сказал Фил, вставая из-за стола.
— Да-да, конечно, — Подполковник проводил гостя до двери и смотрел, пока тот садился в лифт. «Спасибо» никто из родителей Насти Филу так и не сказал, но это было и не нужно — он чувствовал их почти мистическое к себе отношение. Ангел хранитель нашей дочери.
Тротуар прыгал перед глазами, норовя столкнуть на проезжую часть. Грудную клетку стянуло стальным тросом. Каждый вдох отдавал острой болью. Фила качнуло в какой-то палисадник, и он сполз по стволу ветвистой яблони. Следующие минут десять его рвало на бурые, не убранные с прошлого года, листья.
После очередного приступа во рту появилась горечь. Он ничего не ел с утра, поэтому организму не приходилось выбирать, с чем расставаться. В ход пошла желчь.
— Эй, парень, тебе помочь? — Услышал Фил за спиной мужской голос, полный сочувствия. — Выпил что ли лишку? Кто ж с так утра…
Два коренастых мужичка, оба в темно-синих рабочих комбинезонах и бейсболках, вытащили его из кустов и помогли добраться до ярко-желтой лавочки. Дали глотнуть солоноватой минералки и ушли, оставив недопитую бутылку.
Немного придя в себя, Фил достал из-за пазухи металлическую фигурку. Он почти ненавидел эту матовую, испещренную крошечными углублениями, поверхность. Подарок Насти сделал его беззащитным перед чувствами окружающих. Тяжелый ужас Аршиновых, глухая тоска их дочери, желающей во что бы ни стало покончить с собой — все это, многократно усиленное, стало ощущениями самого Фила. Скрючившись на скамейке, он тихо завыл, пытаясь заглушить чужую боль.
С младенчества каждый человек учиться защищаться от шипов окружающего мира. Получая удар, он привыкает уворачиваться. Или бьет в ответ. Или подставляет другую щеку. Аутисты не умеют ни первого, не второго, ни третьего. Они выращивают панцирь и создают внутри него свою собственную вселенную.
До появления Насти мир строгих матриц и обжигающе ярких цветов вполне утраивал Фила. Он был маленьким разбойником в своем собственном лесу, приведением в сказочном замке, крошечной рыбкой в бирюзовой глубине океана и владельцем не большой, но очень симпатичной планеты. Абсолютное счастье без намека на событие, которое заставило его сбежать в Мир-без-слов. И вот теперь позабытый кошмар стал таким же реальным, как вода в пластиковой бутылке.
…Деревня в Пензенской области. Душное лето. Он с родителями гостит у двоюродной бабки. По дворам вдоль заборов ходят пятнистые свиньи. Смачно похрюкивают, трясут ушами и поглядывают на маленького Фила сердитыми глазками.
Как он попал в тот сарай? Кажется, увязался за пестрой несушкой. Если сунуть куриную голову под крыло и немного покачать птицу, она уснет. Ее нужно тихо положить на соседское крыльцо и ждать, когда горластая тетя Нюся распахнет дверь. Курица в истерике летит в сторону. Соседка в испуге роняет миску с пахучим варевом на деревянные ступени, и оно растекается по пыльным доскам, обрастая ежиком прилипших песчинок.
Наученная горьким опытом пеструха подозрительно косит круглым глазом и не подпускает к себе нахального мальчишку. В азарте охоты он оказывается за дощатой перегородкой овечьего стойла. Сладкий запах сена с навозом. Засохшие черные катышки на полу. Возня кроликов за стеной.
Голоса снаружи.
Муж тети Нюси и ее родной брат, плотные, бровастые мужики, в тот день резали в сарае свинью. Резали, комментируя происходящее веселым матерком. А в паре метров от них корчился от бесконечного визга животного и шума бензопилы трехлетний мальчик. Наверное, заплачь он или закричи, соседи отволокли бы его к матери, и та сумела б его успокоить.
Но Фил молчал.
Когда в нос ударил запах крови и паленого мяса, он провалился в красно-коричневый колодец. В отличие от норы, ведущей в Страну чудес, этот туннель не имел выхода. Раковина моллюска захлопнулась. Люди с их чувствами и словами остались снаружи.
Его нашли только ближе к вечеру, за пасекой, в зарослях камыша. Черные глаза ребенка внимательно следили за роящимися пчелами. Ничего другое Фила больше не интересовало.
Софья Валентиновна объяснила для себя эту перемену отъездом мужа. После скандала на заднем дворе бабкиного дома он собрал вещи, договорился с соседом и ухал на вокзал в его «Ниве». Напоследок отвесил жене увесистую пощечину. Сын мог прятаться где-то рядом, в зарослях бурьяна, и все видеть. Мальчики в таком возрасте очень тяжело переживают уход отца. Так сказала детский психолог…
Сидя на скамейке возле цветущего сквера, Фил снова почувствовал тошнотворный запах крови и паленой щетины. Нет, моллюска не просто заставили кривляться на сцене — желтый кусочек плоти положили на шипящую сковороду и с интересом наблюдают за его судорогами, так похожими на брейк-данс.
Неподалеку от скамейки, на тротуаре чернело пятно открытого люка. Фил размахнулся и швырнул в него Серебристого пса. Затихающие удары металла о металл сообщили, что фигурка попала в цель.
Постояв с полминуты, Фил снял темные очки, сунул их в рюкзак и зашагал в сторону школы. У него еще был шанс успеть на третий урок.
Тарас
Из тумана, затянувшего подземный гараж, волшебным видением возникла щиколотка. Щиколотка была женской и превращалась в изящную туфельку из лиловой замши. Но это, если смотреть сверху вниз. Взгляд Тараса, естественно, предпочел другое направление. Он пополз по стройной, затянутой в почти невидимый бежевый чулок ноге и задержался на круглом колене.
Колено стоило щиколотки.
— Я могу попросить о последнем желании? — Прохрипел Тарас, почувствовав, как протестуют мышцы лица против попытки заставить их работать.
— Можете, но лучше помолчите!
Трубы архангела Гавриила были криком ошалелой козы рядом с этим голосом. Густой, как запах скошенной травы в жаркий полдень, глубокий, точно Тихий океан… Тарас осторожно потряс головой, отгоняя поэтическое настроение.
