– У нас завтра инспекция, – тихо сказал комендант.
– Инспекция?
– Международная.
– От ООН?
– Да.
– Во сколько?
– В три часа дня.
– Чтоб им всем … – Доувер сжал губы. – Бездельники … Думаю, что успею. Но охрану придется информировать вам, я буду занят поисками. Постарайтесь не наговорить лишнего.
***
Зачастил ливень. Пещера, не пещера – углубление в расщелине – неплохое укрытие, вот только джип очень на виду, в расщелину не помещается. От камней веет холодом. Костер соорудить не из чего, голые камни, да и опасно – дым будет виден. Полевой фонарь с аккумулятором обнаружился под задним сидением джипа – и ладно. Подложили куртки, сели. Манн в добротном профессорском костюме – длинный пиджак, льняные темные брюки – сел прямо на землю и обхватил колени руками. И поймал на себе недовольный взгляд Дубстера. Что именно не одобрял Дубстер, он не понял, но ужас, и без того его терзавший все это время, усилился. Ужас беспомощности и неопределенности положения.
– Я вам гарантирую свободу, если вы меня отпустите, – сказал Манн в пятый раз. И снова никто не обратил на его слова никакого внимания. Неизвестность пугает больше, чем откровенная угроза. – Вы слышите? Я сказал…
Дауди долбанул его кулаком в ухо, и Манн заверещал.
– Заткнись, – сказал Дауди.
Сев в позу лотоса, Дубстер стянул с себя мокрую куртку и майку, расправил плечи, потер коротко остриженную голову ладонями, снял кеды, пошевелил пальцами ног. Дауди скинул куртку и стал ее выжимать по малому, дюйм за дюймом. Девица на всякий случай решила ничего с себя не снимать.
Вытащив из автомата магазин, Дубстер выпростал из него патроны и пересчитал. Заправил обратно. Положил автомат рядом с собой.
– Джип придется здесь бросить, – сказал он, ни к кому не обращаясь.
– Куда идем? – поинтересовался Дауди.
Дубстер помолчал, поводил бровями, почесал ухо.
– Железная дорога. Километров семь по склону.
– Нас там наверняка ждут.
– Это не пассажирская ветка, там только товарняки идут на малой скорости.
– Тем более ждут.
– Может и ждут.
– Я предлагаю вам самый лучший план, – сказал Манн. – Используйте меня, как прикрытие. Свяжитесь с Центром…
– Вроде бы я велел тебе заткнуться, – напомнил Дауди.
– Ты зря выбросил мою связь…
Дауди схватил его за горло.
– Можно было бы … – прохрипел Манн.
– Заткнись, мурло! – велел Дауди. – Не лезь со своими груздями, понял?
Он встряхнул Манна.
– Как тебя зовут, красавица? – спросил Дубстер.
Девица некоторое время медлила с ответом.
– Ридси, – сказала она, ни на кого не глядя.
Дубстер повернулся к ней всем телом.
– Ну да? – удивился он. – Та самая Ридси?
Девица уперлась подбородком в колени и не ответила.
– Капитан мне сказал, что мы с тобой в каком-то деле участвовали вместе.
– Ты ему поверил?
Дубстер хмыкнул.
– Вы дураки, все трое! – закричал Манн. – Вас все равно поймают! Вы…
Дауди поднялся на ноги, взял Манна за воротник, и поволок к выходу из пещеры. Манн сопротивлялся беспорядочно и пытался выкрикнуть что-то.
Дубстер осмотрел свои кеды и снова их надел.
– Куда это он его? – спросила Ридси на всякий случай.
Дубстер не ответил. Он – не информационное бюро, не путеводитель по реалиям мужских тутумников. Когда кто-то, не умеющий дать сдачи и не готовый умереть за свое место под солнцем продолжает вякать, его опускают во имя восстановления порядка и тишины. Говорить имеют право только те, кого опустить нельзя. Остальные говорят только когда их спрашивают. В женских тутумниках такая практика тоже есть, правда, не настолько распространенная.
Ридси все это знала и так. А спросила, чтобы разрядить напряжение. С некоторой опаской Ридси следила за действиями Дубстера. Он помассировал себе икры и бедра, поводил торсом, поднялся, потянулся. Еще раз расправил плечи.
– А тебя как зовут? – спросила она.
Дубстер запрокинул голову и некоторое время водил ею из стороны в сторону. Помассировал себе крепкие бицепсы. Несколько раз глубоко вдохнул. Пригнулся, распрямился.
– Нужно кровь разгонять, – объяснил он. – Очень влажно нынче.
Он подобрал автомат, еще раз вынул и вставил магазин, и снял автомат с предохранителя.
– Дубстер меня зовут, – сказал он и вышел из пещеры.
Ридси схватила свой автомат, проверила затвор, поднялась на ноги, согнула и разогнула затекшие колени, вытерла лоб и нос тыльной стороной руки, и отошла от фонаря к стене, в тень.
Вне пещеры прозвучал одиночный выстрел. Ридси напряглась и наставила дуло на вход в пещеру. Долго никто не появлялся. Очень долго. У Ридси возникло сильное желание выйти и посмотреть, что происходит, и она его подавила, и сказала себе, что будет стоять здесь всю ночь, весь следующий день, неделю, год – если нужно.
Наконец Дубстер вернулся – с автоматом за спиной, с мокрой мятой одеждой Манна в руках. Бросив одежду рядом с фонарем, он сдвинул ремень автомата, захватил приклад правой рукой, демонстративно снял предохранитель, и глянул на Ридси. Дуло автомата Ридси шевельнулось. Дубстер пожал плечами и занял прицельную позу. Ридси тут же среагировала. Промахнуться с такого расстояния было невозможно. Она и не промахнулась. Просто в магазине не оказалось патронов. Ридси щелкнула затвором, широко открыла глаза, и собралась было швырнуть автомат в Дубстера, но он хмыкнул и опустил ствол.
– Не нервничай, – сказал он.
– Подонок! – сказала она. – Сука!
Он пожал плечами, положил свой автомат на землю, и, сев возле фонаря, потянул к себе пиджак Манна, поднял, и начал внимательно осматривать. Ридси прикинула, как бы мимо него проскочить.
– Не дергайся, тебе говорят, – без злобы сказал Дубстер. – Ты мне не мешаешь. Будешь дергаться – пристрелю. А так – сиди себе спокойно. До утра.
– А утром пристрелишь?
– Не решил еще. Скорее всего нет. Если ты не врешь, что ты – Ридси, то зачем же? Продвигаться нам придется в Преторию. В Претории, судя по тому, что я о тебе слышал, у тебя много знакомых. А у меня никого.
– Зачем тебе мои знакомые?
– Паспорт мне нужен. Кстати говоря и тебе тоже. Сделаешь?
– Может и сделаю. А что с яйцеголовым?
Дубстер вытащил из пиджака Манна кошелек и склонился возле фонаря, рассматривая содержимое.
– Дауди перестарался, – сказал он. – Придушил человека невзначай. Вообще-то мужская любовь – извращение, поэтому аварии вполне ожидаемы. Многие штрихи не считают это гомосексуализмом, но это потому, что они тупые.
