«Интересно, — продолжил раздражаться Алекс, — а за каким чертом ей нужен этот компьютер? И почему у них тут до сих пор нет диктофона?»,
— У него что, оказался и мой домашний номер?
Валентина Игоревна ответила молчанием.
— Ну, — начал оправдываться Алекс, — появление рабочего телефона я могу объяснить легко. Этот номер есть в Интернете, на веб-сайте нашего института, и этот телефон кому угодно дает секретарша директора, если речь заходит о компьютерах.
— А зачем она это делает?
— Почему-то я считаюсь институтским спецом по компьютерам, и возможно она думает, что так надо…
— Понятно. А ваш домашний телефон?
— Не знаю, как он к нему попал. Этот номер известен ограниченному кругу людей, и я его просто так никому не даю.
— Кто-нибудь из круга этих людей мог передать номер Золикову?
— Обычно у меня спрашивают согласия. Я раньше подрабатывал ремонтом персональных компьютеров, ну и некоторые клиенты рекомендовали меня своим знакомым. Но всегда спрашивали разрешения, или предупреждали на худой конец. Но уже года полтора, как я всех оповестил, что больше этим не занимаюсь.
— Почему?
— Очень утомительное занятие, отнимает массу времени и сил, а последние два года у меня сердце побаливает. Кроме того, мне не хотелось возиться с получением лицензии.
— Вы нездоровы?
— Нет, все нормально, только переутомляться не рекомендуется.
— Кто из людей, знающих ваш домашний телефон, мог недавно сообщить его Золикову?
— Ну, я не могу сказать так сразу… вернее — не знаю.
— Хорошо. Тогда давайте сделаем таким образом. Вот вам лист бумаги, располагайтесь за свободным столом, и запишите всех тех, кого сможете вспомнить.
— Всех? — удивился Алекс.
— По возможности да, кого вспомните. Кого не вспомните — тоже запишите. Если можно, то с телефонами.
«Оказывается, она умеет шутить, — подумал Алекс. — У нее что, такой профессиональный юмор?» Он обошел пустой стол и хотел сесть на вертящееся кресло.
— Нет, нет, не сюда. Сядьте, пожалуйста, вот на этот стул, — Валентина Игоревна указала на приставной стул для посетителей с внешней стороны пустого стола. — У вас есть ручка? Возьмите вот эту. Да, скажите, а кто может уточнить ваше местонахождение в момент гибели Золикова?
«Начинается! — проворчал про себя Алекс, — алиби будут проверять. А у меня вообще-то есть алиби?»
— Вахтер, больше некому. Я поздно прихожу и поздно ухожу с работы. В девять вечера обычно. Мой рабочий график утвержден приказом по Институту.
— А откуда вы знаете, когда он погиб?
— От вас. Я могу заняться списком?
Занявшись списком, Алекс вспомнил человек двадцать, но большинство телефонов он в памяти не держал. Затем он встал, и под внимательными взглядами всех присутствующих, подошел к вешалке и вынул из кармана записную книжку. С ее помощью к списку добавилось большинство телефонов и еще несколько имен. Сидеть на приставном стуле и писать, было крайне неудобно. Некуда девать колени, поскольку не позволяла конструкция стола, и приходилось выворачиваться под девяносто градусов. Из-за того, что этот стол стоял как раз напротив стола Валентины Игоревны, Алекс не мог видеть, чем она там занимается.
Список он разбил на четыре группы. В первую вписал всех знакомых и бывших друзей, у которых, как он помнил, должен был быть его телефон. Во вторую группу попали сослуживцы, в третью — прежние клиенты, а четвертую составляли родственники.
Последняя группа была самой малочисленной — родственников у него осталось мало.
— Написали? Хорошо. Прочитайте пожалуйста протокол, и распишитесь на каждой страничке, вот тут… У вас есть право делать замечания, подлежащие внесению в протокол.
Алекс стал читать. Мысли путались, смысл ускользал, и слова никак не складывались в связный текст. Незнакомый почерк, труднопонимаемый язык-канцелярит, все это мешало пониманию.
— Прочитал, — буркнул Алекс. — Все правильно.
— Замечаний или добавлений нет?
— Нет.
— Я должна вас предупредить о недопустимости, без моего разрешения, разглашения данных следствия. Вот подписка с предупреждением об ответственности, распишитесь вот здесь… Так, хорошо.
— А что такое «данные следствия», и откуда я знаю, что можно говорить, а чего нельзя?
— Вам сколько лет?
Алекс сказал сколько.
— Вот и не задавайте детских вопросов, — резко пояснила Валентина Игоревна. — Посидите пока в коридорчике, я вас скоро вызову.
Сняв с вешалки свою куртку с шапкой, Алекс взял их в охапку и вышел.
Первое лицо, что он увидел в «коридорчике» — принадлежало Зайцеву. Это он сидел с другой стороны от «шофера», из-за ватника которого Алекс не смог ничего рассмотреть. Несколько секунд приятели глядели друг на друга, но никто ничего не сказал, и Алекс уселся на свое прежнее место.
И снова он погрузился в одуряющую дремоту. Время тянулось жутко медленно, однако «коридорчик» постепенно пустел.
«Интересно, а где у них тут сортир? — возникла естественная мысль. — Спросить неудобно. Может к дежурному спуститься, он-то точно в курсе. Но вдруг в этот момент вызовут именно меня?»
Непосредственно после Алекса вызвали джинсовую девушку с зелеными волосами. Затем почти сразу отпустили мордастого дядьку в ватнике и его место в кабинете занял «шофер». Дышать стало легче. Через некоторое время, после того, как отпустили девушку и она, весело виляя круглой симпатичной попкой, пропахала мимо, пригласили черную женщину со стариком. Алекс остался наедине с Зайцевым. Никогда не носящий часов, Алекс вдруг совершенно утратил чувство времени, чего раньше с ним не бывало. Обычно он всегда точно знал, сколько сейчас «натикало», и ошибался минут на десять, не более того. Но тут он был совершенно дезориентирован. Постепенно от долгого сидения у Алекса устала задница, и он, по примеру зеленоволосой девушки сел на свою куртку. Там что-то хрустнуло. «Ручка переломилась» — решил он.
Никто, из оставшихся в коридоре, не выказывал особого интереса друг к другу, оба сидели молча, погруженные в свои мысли. Из кабинета вышла черная женщина, и села на свое прежнее место, а старик оставался внутри. Старика через какое-то время выпустили, а женщина все сидела перед дверью. Немного позже, не вызывая в кабинет, ей тоже разрешили уйти. Наконец в кабинете скрылся Зайцев, и Алекс оказался в коридоре совершенно один. Он даже вздрогнул от неожиданности, когда опять раскрылась дверь кабинета, и оттуда вышел совсем расстроенный «шофер». Тихонько, но причудливо матерясь, он направился в сторону лестницы.
