Здесь, за глухим забором, находили себе приют беглые уголовники и спекулянты из различных городов страны.
Самохины всех встречали одинаково приветливо, документов не спрашивали, ни биографией, ни делами не интересовались — они понимали, с кем имеют дело, и брали с «постояльца» большие суммы. Копить деньги для кубышки стало их страстью больше чем когда-либо: в этом теперь был весь смысл их жизни.
Коровы у Самохиных не было. Федосья не стала бы возиться с навозом, собаки тоже не было — она беспрерывно лаяла бы на новых клиентов, чего допускать, понятно, не следовало, чтобы не возбудить лишних разговоров среди соседей.
Делами притона ведала Фекла-Федосья, а муж ее устроился в пожарную команду на соседней станции и, как и раньше в колхозе, пролез в актив. Он никогда не опаздывал на службу, был усерден, без устали поучал молодых и критиковал недостатки. Начальство не могло нахвалиться Самохиным, на него сыпались благодарности, премии.
Дачу Самохиных и облюбовал себе для резиденции Снэйк. Он отрекомендовался крупным профсоюзным работником — Михаилом Ивановичем. Попросил, чтобы никто из соседей не знал о его проживании здесь и чтобы никакие посторонние лица уже не появлялись у Самохиных. Новый постоялец готов бы оставить за собой дачу на десяток лет, и Самохины согласились на все его условия: денег он не жалел.
Скосив глаза в сторону калитки, ведущей на хозяйскую половину, Снэйк усердно занимался утренней гимнастикой.
Пожарник спешил на дежурство.
— Доброе утро, Гавриил Акимыч, — приветствовал его Снэйк. — У меня до вас дельце есть… собственно не дельце, а так — предложение.
Самохин остановился.
— Собаку нужно бы завести, — сказал Снэйк. — Только хорошую, овчарку или волкодава. Рискованно так-то, без собаки, место глухое, малолюдное, прирежут еще.
Самохин озабоченно взъерошил пятерней волосы.
— Да ить она сожрет… С потрохами сожрет, окаянная, — произнес он. — Ей, проклятой, ить одного хлеба сколько надо, а деньги… Где взять-то?… Налоги замучили.
— Хорошо. — Снэйк с наигранной брезгливостью оттопырил губы, он ожидал этих слов. — Я оплачу содержание собаки, Гавриил Акимыч, нельзя же, чтобы нас с вами как-нибудь ограбили жулики…
— Вешепонятно, — пробормотал Самохин.
— Собака должна быть сегодня же. Достаньте позлее и покрупнее. Не торгуйтесь — дорого да любо, поняли?
— Вещепонятно, — повторил хозяин свою излюбленную нелепую фразу и поспешил за калитку. Снэйк, успокоенный, возвратился к себе — затея с собакой определенно своевременна — агенты КГБ не смогут установить за ним слежку возле самой дачи, собака почувствует и выдаст их, и он сумеет своевременно удрать или спрятаться.
Генерал Бондзренко внимательно рассматривал карту границы.
— Расскажите подробней, как погиб проводник Садык? — обернулся он к полковнику Харламову.
Начальник погранотряда стал показывать по карте:
— Вот озеро Мерцбахера, откуда экспедиция Лучинина и Ясного двинулась в юго-восточном направлении.
— К «Черной пасти»? Поверив басне Камзолова? Дальше!
— Вот в этой точке находился рядовой Акопян. Здесь ночью на него совершено нападение, его обстреляли.
— Какова, по-вашему, цель нападения?
— Заставить Акопяна вызвать на помощь майора Проценко.
— Дальше!
— Нападавших пока не обнаружили… Утром экспедиция тронулась в путь. Как сообщает по радио капитан Русаков, проводник Садык накануне обещал ему что-то сообщить, но не успел — при спасении из ледовой щели радиста Громовой он свалился в пропасть.
— Кто спас Громову? Где в тот момент находился капитан Русаков?
— Русаков был в другом месте с Ясным и Лучининым. Громову спасли Камзолов и его проводник Муса.
— Возможно, это о них Садык и хотел сообщить Русакову, и они просто столкнули его?
— Громова этого не подтверждает. Почему же, в таком случае, они заодно не отделались и от нее, а, наоборот, на себе притащили в лагерь?
— Н-да… Что-то тут не то. — Бондаренко на минуту задумался. — Где-то тут наш «невидимка» — раз. Группу Ясного-Лучинина определенно увлекают в сторону границы — два. Я знаю, вы скажете: «Это же граница с Китаем». Но это еще ничего не значит, вы же сами говорите, что по ту сторону границы шатается банда гоминдановца Ла Лоу. Вот видите.
— На линии границы мной меры приняты, товарищ генерал.
— Прекрасно. Но мы сделаем кое-что еще… Надо будет только предварительно согласовать с Москвой. Сейчас мы это сделаем. Товарищ майор, а что у вас с Ухваткиным?
— Лечится, товарищ генерал, — вытянулся Ундасынов. — Мои сотрудники держат его под наблюдением день и ночь.
— А он этого не замечает?
— Конечно, нет…
— Обольщаетесь, майор, — Бондаренко с удовольствием повторил любимое выражение генерала Тарханова. — Я уверен, что Ухваткин обнаружил вашу слежку и притворяется для того, чтобы в соответствующий момент удрать. Имейте в виду, этот момент обязательно настанет и, по-моему, скоро.
— Не упустим, товарищ генерал…
Бондаренко недовольно посмотрел на Ундасынова.
— Не будьте слишком самоуверены, майор, это может привести вас к провалу. Ухваткин — агент иностранной разведки, это нам уже ясно. И смешно думать, что он действительно решил отправиться из Москвы в Койсара полечиться… Тут тоже что-то не то, а что именно — это обязаны выяснить вы, майор. Надо нащупать связь агента, известного под фамилией Ухваткина, с «невидимкой», а этой связи не может не быть! И тогда, по этой ниточке, мы придем и к вражескому лазутчику, заброшенному на советскую территорию в районе Краснотала. Он где-то здесь. Но где — это нужно выяснить — и немедленно. Поймите, в любой час может случиться то самое, чего ждет Ухваткин, отсиживаясь в санатории. Немедленно отправляйтесь в Койсара и займитесь этим делом лично.
— Слушаюсь, товарищ генерал. — Ундасынов поспешно удалился.
— Теперь о спутниках Камзолова… — Бондаренко снова повернулся к полковнику Харламову.
— Колхозники… Камзолов очень спешил и оставался в селении, где нанял их, всего несколько часов.
— А кто же совершил нападение на Акопяна?
— Принимаем меры к выяснению, — хмуро ответил полковник.
— Проценко?
— Возвратился к группе Ясного.
— Ну хорошо, идемте к проводу, согласуем с Комитетом Государственной Безопасности одно мероприятие, без которого мы, наверное, не обеспечим успеха.
Ни Двадцатый, ни его шефы не предполагали, что советская контрразведка разгадает их ход и нанесет им удар там, где они этого меньше всего ожидали.
