- Но он расположен прямо на берегу, а обсерватория - глубоко в лесу. Для дирижабля место более удобное.
- Монарх больше занят секретностью, чем удобством... мне так кажется. В любом случае, если мы ничего не найдём в музее, то просто потеряем время. Потом-то Монарху будет уже некогда деваться.
- Ладно, - проронила Салли, по голосу которой ясно видно, что она не согласна. - Тогда давайте поторопимся.
- Нужно украсть экипаж, - буркнул Роде, первым двинувшийся к выходу из переулка.
Этим мы и занялись. Двинув окольными путями в сторону Чудо-города, мы открыли охоту на припозднившихся кучеров, но не так много их притаилось этой морозной ночью. Коченеют руки и ноги. Я вспоминаю времена, когда артефакт Ключ подогревал мне бок, какая бы холодрыга ни была.
Приходится ползти, цепляясь обломанными ногтями - я представлял себе последний бой с Монархом с гордо расправленными плечами. Жаль, не выйдет погибнуть героем.
Можно подумать, меня это когда-нибудь заботило.
Всё чаще я плююсь, осознавая, как противоречивы стали мои мысли. Все перепутались, как нитки, отданные поиграться коту.
Наконец, удача улыбнулась нам и отвернулась от косматого возницы. Он появился где-то за спиной, скоро догнал нас и не побоялся остановиться возле пятёрки оборванных полуночников. Приподняв поле шляпы, он растянул подобие улыбки, где зубы чередуются с чёрными дырами.
- Доброй ночи! - поздоровался он, ещё не зная, как мы ответим на его вежливость. - Ночь холодная, вас, полагаю, интересуют быстрые колёса?
Истериан молниеносно вскочил на козлы, лезвие выскочило у него из рукава и оказалось возле горла извозчика. Тот беззвучно закудахтал от такой несправедливости. Страха он не испытывает, видимо, грабили его часто, привык.
- Слезай, - внятно проговорил Истер, но тут же затряс головой и обратился к нам. - А как сказать на мроне, чтоб он слезал с экипажа?
Салли подсказала ему, после чего кучер получил чёткий приказ, который не сразу понял из-за кошмарного акцента. Когда уже все наши проблемы решились, мы уселись в экипаж. Виктория решила составить компанию Роде на козлах.
Под ругань ограбленного, почти лишённую настоящей злобы, наш экипаж направился в бедняцкий район. Обозначилось всеобщее молчание. Обсуждать нам больше нечего, говорить нет ни сил, ни желания.
Я так устал, что начал верить в сон, что он способен сразить меня и затащить в свои объятия. Не думаю, что знаю достаточно об Ордене, чтобы с уверенностью заявлять, будто мы не способны спать. Просто у меня могло не получаться.
Да что я вообще знаю об Ордене? Чем он был, когда я попал в него? Группа магов, борющихся с кострами инквизиции, но сгорающая на них человек за человеком. Мы вытирали пыль со своих артефактов, которые нам просто некуда было девать, мы лечили болезни и казнили демонов. И это всё? То великое, ради которого я ввязался во всё это?
Ради банды с громкой историей я согласился отправить на виселицу самых лютых заговорщиков на Альбионе? Просто чтобы в награду получить три иголки? А теперь я отправляю на смерть больше дюжины человек, включая свою дочь?
Надо было раньше спросить себя, но... о чём я думал?
Что такое Орден, раз я готов класть на плаху сотни голов, не исключая своей, лишь за то, что на иоаннитов косо посмотрят? Вёл себя как цепной пёс, который брешет на каждого чужака, готовый накинуться и разорвать. При этом, как и всякий цепной пёс, я понятие не имел, что охраняю.
Нет, это неправда. Орден Иоаннитов клевало отчаяние, обстоятельства ломали его в бараний рог, но никогда его магистр и гроссмейстеры не теряли некой идеи. Я видел в их глазах, слышал в их разговорах, чувствовал в их действиях что-то, идею, мысль, планы на этот мир. Меня никто и не думал посвящать в них, но я не смею сомневаться, что планы должны привести мир к лучшему. По крайней мере, сотни лет так и было, если верить учебникам. Что ж, я всецело верю учебникам.
Может, это было неочевидно, но Орден старался на благо людей. На своё благо тоже, но и на благо людей он трудился, как проклятый землепашец.
Всё изменил Клаунг. Я не знаю, во вред кому он действует, но за его махинациями я не вижу пользы никому, кроме его самого. Вот, наверное, почему только его смерть принесёт мне покой.
Кто знает.
Экипаж заехал на мост. Чёрная, как сам космос, река молчаливо течёт под ним. Даже ей нечего сказать.
Внезапно доносятся голоса Виктории и Роде. Они что-то оживлённо обсуждают, мне мерещится тревога в их интонациях. Я привстаю на сиденье.
- Что там у вас?
Сзади громыхают нагоняющие экипажи. Неужели опять жандармы. Мне никто не отвечает.
- Что там твори...
- Ложись! Быстро!
С этими словами Виктория ловко, прыгает на землю и влетает в салон. Не успевает она закрыть дверь, как начинают громыхать пули! Экипаж со скрипом разлетается на щепки, раздаётся ржание - расстрелянные лошади замертво падают. Вокруг разверзся свинцовый вихрь!
Мы кучей валимся на пол, пытаясь хоть как-то укрыться от выстрелов. Незакрытая дверца покачивается, ловит с десяток пуль и отваливается. Роде так и не залетает укрываться в экипаж - не успел.
С обеих сторон моста доносятся людские крики, конское ржание и, конечно же, пальба. В нас словно садят из пулемёта: пули ложатся плотно и часто.
Наконец, спустя бесконечность над мостом затихают выстрелы. Я поднимаю глаза - крышу чудом не срезало плотным огнём. Нас засыпало щепками и ошмётками обивки.
- Все целы? - выкрикиваю я, оглушённый от грохота стволов.
- Я в порядке, - бросает Виктория и подползает к раскуроченной двери.
- Мы целы, - отвечает за двоих Истериан.
Моя дочь опасно высовывается из салона и спешно разведывает, что творится вокруг. В неё не пытаются стрелять, но она торопиться вернуться в относительно безопасное место.
- Окружили нас, - сминая нервно отвердевшей рукой волосы, говорит она, - по два экипажа с каждой стороны моста. Заблокировали дорогу.
- Что говорит твоя дочь? - заряжает полукровка свой громадный револьвер инертными патронами.
- Они заблокировали мост.
- Понятно, - он раскручивает барабан, - сейчас я с ними переговорю.
С этими словами полукровка на пару секунд впадает в транс Блуждающего Взора, а затем высовывает руку из салона и начинает вести огонь по позициям неприятеля. Его пушка грохочет сильнее, чем все стволы нападающий. Пули шумно крошат баррикадирующие мост экипажи.
Заканчиваются патроны. Наступившая тишина взрываются стонами раненых, их заглушает бешено верещащая лошадь, отдающая душу дьяволу. Её ржание долго пытаются перекричать чьи-то ругательства, после чего бедное животное добивают.
