Нэрис подавленно молчала. Ивар тоже умолк, хоть и по другой причине. Он смотрел на бледное личико жены и, мыслями вновь возвращаясь к трагедии, разыгравшейся недавно на заднем дворе, видел совсем другое: фэйри, оборотней, пиратов, убийц, давешних норманнских наемников-похитителей – всех тех, кого Нэрис, возможно, никогда бы не встретила, выйди она замуж за кого-нибудь из Торговой гильдии. Не знала бы она ни бессонных ночей, ни постоянного страха за близких, ни жизни на сундуках; не оказалась бы одна в заснеженном ущелье, не наткнулась бы на ту лестницу, которая даже Мак-Тавишам до сих пор снится в страшных снах… Жила назвал ее «дорогой троллей». Наверное, из-за размеров – самих этих мифических существ там никто никогда не видел. А вот люди пропадали. Разные люди, и дети, и закаленные в боях мужчины – стоило только им хоть одной ногой коснуться ступеней после заката, а потом обернуться. Назад возвращались единицы. И Нэрис с Мак-Тавишами могла не вернуться – если бы не предупреждение брауни. «А если бы не я…» Ивар, почувствовав знакомый холодок, подбирающийся к сердцу, прикрыл глаза. Псы Локи, собственное тогдашнее оцепенение, чувство полнейшей беззащитности и суеверный страх, вызванные прикосновением иной, чуждой человеку, неподвластной его разуму силы в эту минуту казались советнику просто ночным кошмаром. Проснешься – и нет его. А Нэрис – она есть. Пока есть.
Лорд Мак-Лайон, открыв глаза, встретил потерянный взгляд супруги и улыбнулся.
– Не рви себе сердце, котенок, – мягко сказал он. – Такой конец для Тиры, в сущности, был не самым худшим. Зато мы с тобой теперь свободны. И живы. Уже неплохо, а?
Нэрис неуверенно кивнула.
– Жаль, что уехать сможем не скоро, – сказала она. – Ведь Творимир… И Гуннар нас уже не повезет. Знаешь, милый, ярла, наверное, жальче всех. Он ведь ничего не знал. И любил свою жену.
– Что поделать, лес рубят – щепки летят, – невесело отозвался лорд. А потом добавил, словно желая подсластить пилюлю: – Зато у нас есть целый сэконунг с собственным кораблем, благодарный мне по гроб жизни! Погодим месяц, все в чувство придем да отправимся. Заодно и Творимир нового себя получше узнает.
– Может, стоило его все-таки сюда привезти? – Нэрис озабоченно склонила голову набок. – Если он так плох? Я не помогу, но ведь есть Астрид! Хорошие травники и не таких на ноги ставили. Зачем ты в порту его держишь?
– Чтоб кому не надо глаз не мозолил. Помнишь, я говорил, что Эйнар проболтался сгоряча? Ну вот. Священник таки разнес это по всему городу. Не хвастовства ради, понятно, но его героическая атака на зверя вызвала вполне понятное удивление. Не дружинник, служитель Господа все-таки – и вдруг такая прыть! Да и Харальд не дурак оказался. Как отошел от последних событий, так и взялся за нас с Эйнаром – откуда, мол, в Бергене оборотни, кто вместе со мной чуть было в амбаре не сгорел, куда мой телохранитель подевался… Насилу отбились. Я в жизни столько не врал!
– И тебе поверили?
– Сомневаюсь. Но по факту предъявить нам нечего. Творимир теперь человек, ожоги с него сошли вслед за звериной шкурой, а мало ли на севере медведей?.. В общем, пришлось Харальду оставить и меня, и брата в покое. Что бы там кто ни подозревал, доказать это уже невозможно… Вот со священником, конечно, нехорошо получилось.
– Еще бы, – леди Мак-Лайон осуждающе качнула головой. – Вы ведь своим враньем его, выходит, дураком на весь город выставили. Но он хотя бы жив! А те, кого убил оборотень? Не мне тебя осуждать, дорогой, только…
– Знаю, – склонил голову советник. Лицо его затуманилось. – Да, Творимир виновен. Мы оба виновны. Пусть он не сознавал себя, пусть я никого не убивал, но это нас не оправдывает. И то, что случилось, целиком на нашей совести… Только правда никого не воскресит, увы. Стоит ли махать кулаками после драки? Семьи погибших Эйнар поддержит – мы с ним отдельно договорились. Золотом ваш брауни Мак-Тавишей щедро наделил, они и половины не истратили. Я передал сундук сэконунгу, тот все устроит… А что до священника, так он, сдается мне, не в претензии. Отец Теодор после пожара стал невероятно популярен. Был там оборотень, нет, но с одним распятием в руках на медведя пойти?.. Норманны смелость уважают. – Советник сделал паузу и усмехнулся. – Не удивлюсь, если Харальд после всего этого тоже креститься надумает, по примеру батюшки!
В голосе советника звучала ирония, но на деле старшего сына конунга ему было жаль. Второго Олафа из Харальда все равно никогда не выйдет, а жить чужой жизнью – сомнительное удовольствие. Хотя он, понятно, не об удовольствиях думает. И конунгом, конечно, станет. Только вот не слишком ли дорого за это придется платить? Ивар вспомнил свадебный пир и застывший взгляд норманна, обращенный к юной невесте брата. Альвхильд поняла его превратно. Харальду не было никакого дела до Хейдрун – вместо нее он видел призрак собственной жены, призрак былого счастья. «И до сих пор видит, – подумал советник, – иначе не цеплялся бы за чувство долга как за последнюю соломинку». Лорд Мак-Лайон прикрыл глаза. Сейчас он как никогда понимал Харальда и запоздало раскаивался в своих недавних подозрениях, касающихся Астрид. Жена Рагнара опекала деверя вовсе не потому, что предпочитает его законному супругу. Она искренне любит мужа. И возможно, как раз поэтому глубоко сочувствует его брату. Сдержанные, закрытые люди, вроде Астрид, отпугивающие других своей внешней холодностью, часто имеют тонкую, ранимую душу. И большое сердце. Как знать, может, дружеское участие поможет Харальду смириться с потерей? А если даже и нет, за Астрид это сделает время. Оно не лечит раны, что бы там ни говорили, но так или иначе притупляет боль…
– Ивар, – голос жены проник в его невеселые мысли, разгоняя печаль, как первый луч солнца рассеивает ночной туман, – Ивар, а что ярл Ингольф? Он все еще здесь?
– Нет, – сказал лорд. – Уехал. Сразу после того собрания в большом доме. Жену повез в Тронхейм, хоронить.
Нэрис понуро кивнула.
– Мне кажется, – помолчав, проговорила она, – ярл все-таки любил Альвхильд.
Лорд не ответил. О том, что в свое время поведал ему Ларс – там, на конюшне, – Ивар предпочел жене не говорить. Только расстраивать, с ее-то чувствительностью. А что до любви… «Скорее нет, чем да, – подумал советник. – Хотя Гуннар прав – это же Ингольф, поди его разбери! Если так посмотреть, он и себя не особенно любит». Перед мысленным взором лорда Мак-Лайона мелькнуло лицо рыжего ярла: неподвижное, словно высеченное из камня. Властитель Тронхейма и сам напоминал скалу – столь же незыблемую, сколь и неживую, промерзшую насквозь. Ни горячности Ларса, ни мягкости Йена – в жизни не скажешь, что Ингольф им родной отец! «С другой стороны, – признал советник, – они еще молоды. А каким был Рыжий в юности, мало кто теперь вспомнит, наверное». Ивар отрешенно качнул головой. Ему и вспоминать было нечего, с ярлом они были едва знакомы. Да, Ингольф Рыжий всегда получал то, что хочет. Другой вопрос – стал ли он счастливей от этого? «Вряд ли», – сам себе ответил лорд Мак-Лайон. И, без сожалений возвращаясь из прошлого в настоящее, посмотрел на жену. Она, откинувшись на подушки, задумчиво теребила в пальцах край одеяла. Задумчивый взгляд серо-зеленых глаз был устремлен куда-то сквозь мужа.
